Виктория Платова - Странное происшествие в сезон дождей

— Я искал тебя.

— Напрасно.

— Я искал тебя. Но всегда знал, что, если мы встретимся… когда-нибудь… это будет случайная встреча.

— Тогда зачем искал?

— Надо же было чем-то занять себя.

— Только не говори, что это единственное, чем ты занимал себя эти годы. Ты преуспел, как я посмотрю.

— Я всегда был удачлив.

— Да. Ты с девушкой? Хорошенькая…

— Это не моя девушка.

— Жаль. И эта стрижка ей идет.

— А ты отрастила волосы.

— Уже давно. Наверное, тебя ждут? Нельзя заставлять хорошенькую девушку ждать. Даже если это не твоя девушка. Знаешь, сколько приходит нелепых мыслей, когда ждешь?

— Знаю. Случаются даже опасные. Кто эти двое сопляков?

— Мой муж и его приятель.

— И давно… ты замужем?

— Какое это имеет значение?

— Твой муж, наверное, неудачник, потому ты его и выбрала. И что ты делаешь в этой дыре?

— То же, что и во всех остальных дырах. Живу как мне вздумается.

Это было невыносимо. И невыносимо жалок был Костас — в своих попытках заставить эту женщину отнестись к нему хотя бы с дружеским участием. Умница Ольга оказалась за тысячи миль от истины, как и все писатели, пусть и начинающие: где-то там, в бесконечных океанах, где плывет папочкин сухогруз. Костас не искал людей, чем-то похожих на его воспоминания, — потому что эта женщина ( не- Джин, не- Джин!) не была воспоминанием ни секунды.

— Ты всегда жила как тебе вздумается, ни с кем не считаясь.

— Ты знал об этом с самого начала.

— Но я надеялся… что со мной будет по-другому.

— С чего бы? Ты не лучше всех остальных.

— А этот сопляк, твой муж? Он лучше?

— Нет. И он такой же, как и все.

— Тогда почему он? Я не понимаю…

— Тебя ждут.

— Который из них? Который из них твой муж? Они смотрят на тебя одинаково.

— Одного из этих двоих я вижу впервые в жизни.

— Это ничего не меняет. Впервые или нет. Я помню про завтрашний день.

— Если я скажу, что мне приятно, что ты не забыт, — ты уйдешь?

— Но тебе ведь все равно. Так что нет смысла уходить.

— Мы не можем стоять здесь вечно. Нам тоже пора. Мне все равно, но заставлять нервничать незнакомых тебе людей невежливо.

— С каких это пор ты стала переживать за других людей?

— Даже не начинала. Но мелодрама не мой жанр. Тем более на автостоянке, при некотором количестве зрителей. Полагаю, что я не единственная, кто не в восторге от этой мизансцены.

Только сейчас Дарлинг заметила, что с неба немилосердно льется очередная порция тропического ливня. Но ни Костас, ни женщина этого не замечали. Вернее, не замечал только Костас, а женщина лишь подыгрывала ему. До тех пор, пока не подскочил блондин и не распахнул над ней купол оранжевого зонта.

— Спасибо, Шон, — сказала она по-английски, даже не сочтя нужным представить мужчин друг другу.

Так они и стояли втроем, а был еще четвертый, приклеившийся к пассажирской дверце «Лендровера», и была Дарлинг, оглушенная происходящим, и Денис Ильич, в нетерпении барабанящий пальцами по рулю.

Слышал ли он то, что слышала Дарлинг? Она очень надеялась, что нет. В магнитоле хрипел ненавистный Дарлинг Гарик Сукачев, и это был тот уникальный случай, когда она готова была назвать Гарика своим любимым исполнителем.

— Ну что такое? — бросил в пространство Денис Ильич. — Мы уже не торопимся в гостиницу?

— Сейчас.

Дарлинг оторвалась от «Фольксвагена Гольф» с единственным желанием прекратить все это. Вернуть Костасу Костаса: уверенного в себе мужчину средних лет, международного человека-загадку, легко перемещающегося по странам и континентам, блестящего переговорщика, аналитика, финансиста, владельца бенинского леопарда, немного сентиментального любителя живописи в стиле фотографического гиперреализма, ироничного красавца, от одного взгляда которого земная ось почтительно сдвигается на пару сантиметров. И просто прекрасного человека, который не заслуживает такого с собой обращения.

Вопрос лишь в том, захочет ли сам Костас прекратить все это.

— Костас! Нам пора, — сказала Дарлинг, приблизившись к троим под тропическим ливнем. — Встреча через два часа, а еще нужно добраться до гостиницы.

Костас даже не обернулся в сторону Дарлинг, как будто не слышал ни одного ее слова. А может, и впрямь не слышал? Вместо него отреагировала женщина:

— Гостиница, конечно, «Интерконтиненталь»?

— Да, — машинально ответила Дарлинг.

— Это недалеко. Вы доберетесь за десять минут. Представь нас, Костас.

Кажется, Костас не сразу сообразил, что от него требуется. Но потом все же выдавил из себя:

— Это… Дарья. Мой личный помощник.

— Неужели Дарья?

Женщина рассмеялась, запрокинув голову. И это был удивительный смех — нежный, но и угрожающий одновременно. Смех с двойным и тройным дном. Смех-западня. Смех — резная шкатулка, открывать которую не стоит, потому что совершенно неизвестно, что там обнаружится — осиное гнездо, пауки или кобра, раздувшая капюшон. В первую секунду Дарлинг возненавидела этот смех. А во вторую поняла, что не может ненавидеть — ни его, ни женщину. И что бы ни сделала эта женщина, она будет права. А все остальные, даже Костас, — не правы.

Мучительница Костаса (или жертва Костаса) между тем достала из кармана сигаретную пачку и ловко выбила сигарету:

— Пожалуй, это известие стоит перекурить. Как ты думаешь, Костас?

Костас молчал. И Шон, бесплатное приложение к оранжевому зонтику, не проронил ни слова. Все в оцепенении наблюдали, как она прикуривает, как делает первую затяжку. Теперь и Дарлинг могла рассмотреть женщину — не тайком, а на вполне легальных основаниях. По праву знакомства, хотя Костас так и не сказал, кто она такая.

Впрочем, и так все ясно: женщина, которая отказывается быть воспоминанием.

Конечно же, это была не Джин. Но не менее красивая, чем Джин, и, несомненно, способная примерять мужские шляпы, и молчать в кофейне, и кормить чаек на берегу…

Нет, она не станет тратить время на чаек. И на людей тоже, разве что на шляпы.

И безумный конец Джин — не ее история. Или ее история, но тогда в той страшной машине окажется кто-то другой. Кто-то, кто хотел быть выслушанным ею. Услышанным.

Так в первую секунду подумала Дарлинг. А во вторую…

— Шон зовет меня Даша` . Звучит несколько жеманно и не совсем по-английски… Да и не по-русски тоже, но… Мне нравится. Наверное, так и стоит меня называть — Даша`. Во избежание путаницы. Вы не против, Дарья?

Вот оно что! Вот почему Дарлинг подсознательно смущала та легкая, почти неуловимая пауза, которую Костас делал всякий раз, называя ее по имени. Он как будто набирался сил. Как будто задерживал дыхание, как задерживает дыхание пловец, прежде чем нырнуть в океанскую волну. Именно на это надеялся Костас — на океанскую волну, которой невозможно противостоять. Но каждый раз он оказывался в стоячей воде на мелководье.