Виктория Платова - Странное происшествие в сезон дождей

— Удачного Пномпеня, Дарья. И тебе, Костас. И удачного полета завтра.

…Они молчали всю дорогу до отеля. Сидевшая на переднем сиденье Дарлинг то и дело заглядывала в зеркало над приборной панелью: как там Костас? Но зеркало пустовало — Костас забился в самый дальний угол. Еще оставалась надежда на Дениса Ильича — вот было бы здорово, если бы проклятый идиот разрядил обстановку своей болтовней.

Но и Денис Ильич как воды в рот набрал, он даже не комментировал (очевидно, под дамокловым мечом уже забытых Дарлинг угроз и санкций) мелькающий за стеклами городской пейзаж. От нечего делать она стала изучать визитку Шона, не слишком, впрочем, информативную:

SHEAN BARBER

photographer, cameraman

Далее следовал номер мобильного телефона. Все.

Оператор и фотокорреспондент, ничего удивительного, — чем еще заниматься англичанам в странах третьего мира, после того как их колониальная империя рухнула? Не важно, что здесь, в Камбодже, наследили французы: аборигенам совершенно все равно, кто высасывал из них соки — англичане, французы или примкнувшие к ним португальцы с испанцами. Это теперь они миссионерствуют, волонтерствуют, массово прививают население против малярии, желтой лихорадки и туберкулеза. И, отягощенные чувством вины за совершенное их предками, почтительно придерживают дверь в свой уютный европейский мир. Чтобы как можно большее количество аборигенов влезло туда и поплотнее там утрамбовалось.

А еще они снимают видовые зарисовки из жизни аборигенов, находя ее нищету не лишенной поэзии. Или — репортажи о нескончаемых военных переворотах. Шон, очевидно, в этом преуспел. Или — не преуспел? — Даша ведь не любит тех, кому повезло.

Мысли о Даша снова начинают одолевать Дарлинг: Даша и Шон, Даша и Костас, Даша и она сама; и получается так, что Даша существует отдельно от всех, за пеленой тропического ливня: ее можно разглядеть в мельчайших подробностях, но что-то важное — самое важное! — обязательно ускользнет. В четком, просвеченном до последнего штриха микрокосме художника Саорина ей делать нечего.

Чтобы избавиться от навязчивых мыслей о Даша , Дарлинг попыталась сосредоточиться на картинках за стеклами «Фольксвагена». Миниатюрные мусорные свалки прямо на грязных тротуарах; многоквартирные, трущобного вида дома — хаотично и без всякой системы чередующиеся со скрытыми за высокими заборами виллами. Цвет этих каменных заборов — преимущественно розовый и голубой, иногда они украшены позолоченными львами, больше похожими на собак.

«Фольксваген» двигался в потоке мопедов и тех самых маленьких крытых фиакров на мопедном ходу. Тротуары кишели людьми, занятыми самыми разнообразными делами: они толпились у жаровен с едой, у дверей бесконечных лавчонок, сидели на корточках у стен, перетаскивали подобие мебели, разливали по канистрам и полуторалитровым пластиковым бутылкам подобие бензина; а потом Дарлинг увидела пожилую женщину, по виду — англичанку или скандинавку. Она ехала на велосипеде, ловко лавируя в потоке мопедов и машин. Что делает здесь престарелая высушенная леди?

А что делает здесь Даша!

Живет как ей вздумается.

По мере приближения к «Интерконтиненталю» улицы становились чище, а ближние подступы к отелю и вовсе сверкали чистотой. Он оказался внушительных размеров высотным зданием, похожим на раскрытую книгу, с маленьким, усаженным пальмами парком перед фасадом. Попрощавшись с Денисом Ильичом, Дарлинг и Костас наконец-то остались одни.

Костас, казалось, снова стал самим собой — таким, каким привыкла видеть его Дарлинг. Спокойным, уверенным в себе человеком, преуспевшим в этой жизни. Костас оставался собой, пока они регистрировались у портье на ресепшне и получали ключи от номеров. Но все закончилось в лифте, когда Дарлинг, глядя на панель с мерцающими цифрами этажей, спросила:

— Что это было?

— Что? — не сразу ответил он.

— Там, на стоянке.

— То, что не входит в вашу компетенцию, Дарья. Этот вопрос я считаю закрытым.

Последующие два этажа прошли в полном молчании.

— Вот что. Завтра вы полетите одна.

— Но…

— Этот вопрос я тоже считаю закрытым.

— А вы? Останетесь здесь?

— Продлите мне гостиницу еще на сутки.

— Хорошо. А если суток окажется мало?

— Продлите на двое.

— А если и в двое не уложитесь?

Зачем она говорит все это? И до сегодняшнего дня Дарлинг не всегда соблюдала субординацию, но Костас относился к ее закидонам и вольностям снисходительно. Теперь снисходительностью и не пахнет: он с трудом сдерживает ярость. Если бы он мог — он бы ударил Дарлинг наотмашь, стер бы с ее лица глаза, которые видели Даша, уничтожил губы, которые говорили с Даша ; единственное его желание — чтобы кончился этот лифт, и кончились ранящие его вопросы, и кончилась память Дарлинг о тропическом дожде на стоянке.

— Не ваше дело, уложусь я или нет.

— Отчего же не мое? Я пока еще ваш личный помощник и отвечаю за ваши перемещения в пространстве.

— Считайте, что вы уволены.

Такого поворота событий Дарлинг не ожидала. Лучше бы он и впрямь ударил ее. Это еще можно было понять, во всяком случае — объяснить. И сунуть в спасательный круг объяснения мальчика Костаса, которого настигла и ударила под коленки прошлая, но так и не изжитая любовь. А сейчас перед ней не мальчик — уязвленный самец. Отыгрывающийся за свое любовное фиаско на ком ни попадя. И он не смог бы спасти Джин не потому, что его не оказалось рядом. А потому что он слабый, слабый, слабый.

— Отлично. Значит, с сегодняшнего дня я уволена?

— С завтрашнего.

— И с завтрашнего дня я буду свободна?

— Абсолютно. Единственное, что от вас потребуется, — по приезде в Питер привести в порядок дела.

— Отлично, так я и поступлю. Когда вернусь в Питер. А пока как свободный человек… Ведь с завтрашнего дня я свободный человек?

— Абсолютно.

— Так вот. Как свободный человек я собираюсь принять приглашение вашей знакомой. И остаться здесь еще на день. Или на два. Или как получится. Вряд ли мне еще представится случай побывать в Камбодже, так что этот я намерена использовать на всю катушку.

Ну что-то ты теперь будешь делать, Костас Цабропулос?

— Но пока еще я ваш личный помощник, напоминаю: у вас встреча через два часа. Мой этаж. Всего доброго, Костас.

Выйдя из лифта, Дарлинг тут же едва не согнулась пополам от душившего ее нервного смеха. Сцена в лифте — это нечто! Видел бы ее папочка… Хотя нет, папочка бы не одобрил такие импровизации в общении с работодателем. Папочка — моряк, человек дисциплины и порядка, о-о-о, видел бы ее Паоло!.. Не признающий никаких авторитетов индивидуалист-камикадзе. Вот редкий случай, когда Паоло не стал бы таранить нелепый линкор Дарлинг, совсем напротив — покачал бы ему крыльями. Не-ет, она и вправду была хороша. Неотразима. Или — отразима в Даша: всего лишь за час две совершенно разные женщины уделали непрошибаемого Костаса. Совершили то, что и не снилось представителям крупных компаний. Пригласить бы их в лифт, пригласить бы их на автомобильную стоянку; жаль только, что в лифте поместятся не все!.. Пришлось бы запускать их в кабину порционно и повторять сцену, не слишком отходя от уже найденного драматургического решения.