Виктория Платова - Странное происшествие в сезон дождей

— Значит, вы тоже считаете, что что-то произошло?

Хорошо, что Дарлинг не видит лица Шона — только светлое пятно с темными провалами глаз и рта. И еще она чувствует запах, непонятно откуда исходящий. Только бы не от англичанина! — до сих пор Шон казался ей приятным молодым человеком, деликатным, хотя и немного нервным. Его чувства лежат на поверхности, они ясны, и в них нет ничего отталкивающего. Шон просто хочет защитить свою семью, жену и маленькую дочь. И он ничего не хочет знать о прошлом Даша, что тоже вполне объяснимо. И когда это прошлое неожиданно вторгается в его жизнь, он реагирует именно так, как и положено деликатному и немного нервному человеку:

он боится.

Но запах, который чувствует Дарлинг, — это не запах страха.

Запах гниения, так будет точнее. Едва уловимый, он пробивается сквозь другие запахи: прибитой дождем земли, цветов, распаренного асфальта. Наверное, именно так пахло тело завернутой в одеяло Джин, но Дарлинг уже давно запретила себе даже думать об этом. И что там говорил относительно Пномпеня Денис Ильич?

Вонь и антисанитария.

Так и есть — гнилью и банальной мусорной вонью тащит с улицы, и Шон здесь совершенно ни при чем.

— …Я не считаю, что нужно реагировать именно так.

— Я буду реагировать так, как считаю нужным. Пусть он держится подальше от моей жены, иначе…

Иначе что? Настучишь чужому русскому мужику фотоаппаратом по голове? Проткнешь его оранжевым зонтиком?

— Вам не кажется, что решать все же должна ваша жена, Шон? С кем ей общаться, а с кем — нет. Даже если они были знакомы когда-то… Теперь у вашей жены совсем другая жизнь. Жизнь с вами. И у моего босса… У него тоже своя жизнь, очень напряженная, поверьте. Его дни расписаны по часам…

— Вот как! И каким было расписание на завтрашний вечер?

— Каким бы ни было — теперь оно изменилось.

— Да. — Неожиданно Шон сбавляет обороты и ломается. — Я просто предупредил. И я буду рад видеть вас в своем доме, если по-другому не получается.

Черный провал рта становится шире, и Дарлинг жаль Шона до слез, надо бы поддержать его.

— На вашем месте я бы не стала так волноваться, Шон. Ничего страшного не произошло. Мой босс — чрезвычайно порядочный человек, поверьте. Его присутствие никому не причинит неудобств.

Порядочность — совсем не то слово, которое идет в связке с любовью, но других аргументов у Дарлинг нет.

— Хорошо.

…Остаток вечера прошел без происшествий, если не считать того, что Дарлинг все же удалось заглянуть Кристиану в глаза.

Они оказались светло-серыми.

Светло-серые глаза выплыли в момент прощания, уже после того, как был оговорен завтрашний день в Пномпене: Кристиан заедет за Дарлинг в гостиницу, и они вместе отправятся на прогулку, а все желающие (выразительный кивок в сторону Дениса Ильича) могут присоединиться. У мгновенно скуксившегося Дениса Ильича тут же нашлись дела, и Дарлинг вздохнула с облегчением.

— Надеюсь, прогулка не будет опасной? — все же спросила она.

— Думаю, что нет.

— Волноваться не стоит, — подтвердил Шон. — Я снабжу Криса соответствующими инструкциями. И выдам подробный список достопримечательностей.

— Тогда до завтра?

— До завтра… Дарлинг!

Именно в этот момент она и увидела наконец светло-серые глаза Криса, смотревшие на нее в упор. Ничего особенного, с тем же успехом они могли быть и зелеными, и голубыми. Его взгляд тоже не был каким-то особенным и не нес никакой информации о самом Крисе. Он не был ни оценивающим, ни заинтересованным — скорее абсолютно нейтральным: молодой англичанин ищет компаньона для завтрашнего марш-броска по незнакомому азиатскому городу. Чтобы было веселее, чтобы было с кем поделиться впечатлениями в режиме реального времени, а не из каких-нибудь других соображений. Именно об этом и говорил взгляд, никаких планов непосредственно на Дарлинг у молодого англичанина нет.

Но что-то случилось, когда их взгляды встретились.

И снова это не имело никакого отношения к Дарлинг, к чему-то внутри Дарлинг. Но ощущение было таким, как будто появился дополнительный источник света. Все предметы, все люди, окружающие ее, стали объемнее, в них появилась масса новых оттенков. Вот Шон — мнение о нем менялось несколько раз за вечер, но только теперь Дарлинг увидела в нем доселе скрытую жесткость: этот человек в состоянии вырвать кости из собственного скелета и начать ими обороняться, если уж никакого другого оружия поблизости не нашлось. На Дениса Ильича в таком случае лучше вообще не смотреть, иначе есть риск нарваться на цыпочку из Сайгона, со смешком расстегивающую зиппер на его сердце.

Еще можно понаблюдать за китайцами, но Дарлинг мало интересуют китайцы.

Ее интересует Кристиан — видит ли он то же, что и она? Слышит ли?

Звуки тоже видоизменились, хотя основная гамма осталась прежней, сопутствующей любому ресторанчику: звон бокалов, шипение кофемашины, приглушенные голоса. В подшерстке этих голосов и перекатывается слабый детский голос, хотя детей здесь нет. Едва не срываясь, он зовет: «Мамочка! Мамочка!» — скорее бы она пришла, мамочка, черт бы ее драл. Наверное, ребенок потерялся на лестнице между этажами и теперь орет как оглашенный.

— Ребенок, — сказала Дарлинг. — Где-то плачет ребенок.

— Вы тоже слышите? — Кристиан наконец-то отвел взгляд и почесал переносицу. — Возможно, он потерялся. Надо сказать бармену.

— Вы о чем? — удивился Шон. — Какой еще ребенок?

— Где-то поблизости плачет ребенок. Разве ты не слышишь?

— Нет.

Теперь и Дарлинг перестала слышать тонкий надрывный плач. Ребенок успокоился. Увидел потерянную на минуту мамочку — и успокоился.

— Уже все в порядке, — сообщил Кристиан. — Видимо, мама обнаружилась. И кому только приходит в голову таскать маленьких детей по городу в такой поздний час?

— Видимо, англичанам, — вклинился доселе обиженно молчавший Денис Ильич. — Кстати, как поживает твоя дочка, Шон?

— Отлично. Ума поживает отлично. Теперь она увлеклась рисованием, и одной только бумаги ей не хватает. Рисует на стенах в саду. И кажется, у нее есть талант.

— Очень красивые рисунки, — подтвердил Кристиан. — Для трехлетней девочки. И очень необычные.

Завтра вечером она увидит их — и необычные рисунки, и их создательницу, трехлетнюю Уму, дочь Даша и Шона. Хотя… Лучше бы не видеть их или увидеть при других обстоятельствах, никому не приносящих неудобств и страданий. В эту секунду Дарлинг почти ненавидела Костаса, бесцеремонно вторгшегося в чужую жизнь со своей застарелой, никому не нужной любовью.

Но стоило ей вернуться в гостиницу, как ненависть прошла, уступив место надежде: вдруг Костас решил неразрешимую для него проблему? Подумал крепко и пришел к выводу, что незачем ворошить прошлое, что лучше оставить все как есть, а не возобновлять военные действия двенадцатилетней давности. Тем более что Даша ясно дала понять: второго шанса не будет.