Мэри Стюарт - Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила (сборник)

– Проснулись, значит. Вот ваша еда. И не рассчитывайте, что сумеете оттолкнуть меня и убежать, потому что единственный путь наружу ведет через задние ворота, а они теперь крепко заперты, ключа в них нет, а Хассим находится во внешнем дворе, а мужчины в дамской… то есть лединой комнате.

Я язвительно взглянула на нее:

– Если бы вы знали, как смешно это звучит по-английски.

– Quoi? [62] Что? ( фр .)

– Ничего, не обращайте внимания.

Рядом с мерцающим изяществом Халиды – на ней снова было платье из зеленого шелка – я чувствовала себя уродиной. И вряд ли тот же трюк с ванной, что в прошлый раз, прошел бы снова. Я не сделала попытки встать на ноги, только смотрела, как она грациозно приближается ко мне от двери и с грохотом, от которого задребезжала фарфоровая посуда, ставит поднос на деревянный ящик.

– Халида…

– Что?

– Полагаю, вам известно, чем они, мужчины, занимаются, почему заперли меня и моего кузена?

– О да, Джон… – произнося это имя, она слегка зарделась, – все мне рассказал.

– Ваше счастье. А он сказал, каковы в этой дыре наказания за нелегальную перевозку наркотиков?

– Quoi?

– Ну, здесь, в этом грязнейшем уголке нашего грязного мира? И даже в Бейруте? Разве Джон не предупреждал, что сделает с вами полиция, с вами и с вашим братом, если раскроется, чем вы занимаетесь в Дар-Ибрагиме?

– О да, конечно, – улыбнулась девушка. – Все об этом знают. Здесь, в Ливане, все этим занимаются. Мой брат начал переправлять гашиш с гор к морю задолго до того, как сюда приехал доктор. Носильщиками гашиша могут работать только храбрые мужчины.

Нельзя было ожидать от бедняжки слишком многого. Примитивный разум видел в тяжком преступлении всего лишь проявление храбрости в ее робин-гудовском варианте. Для крестьянина гашиш означал наслаждение и деньги. И если неразумное правительство по каким-то, ему одному ведомым причинам решает запретить выращивание гашиша, значит это правительство само напрашивается на то, чтобы его обманывали. Все предельно просто. В более развитых сообществах люди с подобным складом ума полагают, что законы о налогообложении и о предельной скорости на дорогах создаются для того, чтобы их нарушать.

– Вам нечего бояться, – с презрением бросила Халида. – Думаю, они не хотят вас убивать.

– Я не боюсь. – Я постаралась как можно спокойнее встретить ее презрительный взгляд. – Но вам, Халида, есть чего бояться. Нет, послушайте, мне кажется, вы плохо понимаете, что здесь происходит, и я не уверена, что и Джон отдает себе отчет в том, в какую авантюру он впутался. Дело не только в том, что вы или ваши друзья время от времени потихоньку покуриваете или что ваш брат по дороге к морю нарвется на пару местных полицейских. Дело не в этом. Тут делается большой бизнес, и правительства всех благоразумных государств стремятся положить ему конец. Вы надеетесь сбежать с Джоном после того, как эта партия будет доставлена и он получит причитающиеся деньги? И куда же вы отправитесь? В Сирию нельзя – вас вычислят и поймают в считаные минуты. В Турцию нельзя – там за такие преступления полагается смертная казнь. То же самое относится к Ирану, к Египту, к любой другой стране. Поверьте, Халида, у вас с Джоном нет будущего. И не думайте, что он сумеет увезти вас в Англию, потому что там вас схватят в тот же миг, как только я или мой кузен откроем рот.

– Возможно, вы не скоро выйдете отсюда.

– Глупая болтовня, – сказала я. – Вы не хуже меня знаете, что с минуты на минуту дамасская полиция начнет нас разыскивать, и куда в первую очередь приведут следы, если не в Дар-Ибрагим? Доктору Графтону крупно повезет, если он вообще когда-нибудь сумеет увезти отсюда свою травку.

– Увезет, не волнуйтесь. Кажется, вы не понимаете, сколько сейчас времени и вообще какой сегодня день. Сейчас среда, скоро полночь. Караван уже идет сюда. К рассвету во дворце не останется ничего.

– Да… Надо полагать, – медленно откликнулась я. Я совсем потеряла счет времени. Я положила руку на лоб и потерла ладонью виски, словно это могло помочь мне собраться с мыслями. Наконец головная боль прошла. – Послушайте, Халида, вдумайтесь в то, что я говорю. И уберите с лица это презрительное выражение, я ни о чем не прошу, я сама предлагаю вам кое-что полезное, вам и Джону Летману, потому что он, в сущности, совсем не плохой человек, только слабый и глуповатый, а у вас не было возможности узнать его получше. Моя семья – семья моего кузена – очень богата, мы из тех, кого у вас называют важными персонами. Я, без сомнения, не могу предложить вам такие же деньги, какие вы получите, помогая Графтону в его грязном деле, но я предлагаю вам помощь, которая, поверьте, вам вскоре понадобится, и понадобится куда больше денег. Я не знаю законов вашей страны, но если вы отпустите меня вместе с моим кузеном и если вы с Джоном готовы дать показания против доктора Графтона, то полиция просто прекратит незаконную перевозку наркотиков, и может оказаться, что вас с вашим братом, а возможно, и Джона Летмана вообще освободят от наказания.

В продолжение своей речи я не сводила глаз с лица Халиды, но она отвернулась так, что свет лампы освещал ее сзади, и я не могла понять, возымели ли мои слова хоть какое-нибудь действие. Я неуверенно замолчала. Очевидно было, что я могу не тратить слова на бесполезные разговоры о законах и их нарушении, о том, по каким именно побуждениям, помимо сугубо личных, я стремлюсь прекратить незаконную переправку наркотиков к морю. Я лишь коротко добавила:

– Не знаю, предоставит ли ваше правительство какое-либо вознаграждение за информацию о преступнике, но могу обещать, что моя семья в любом случае вознаградит вас.

– Вы! – В голосе Халиды пылало такое презрение, что короткое словечко прозвучало как самое грязное ругательство. – Не хочу вас слушать! Не хочу слушать пустую болтовню о полиции, правительстве и законах. Вы просто глупая женщина, такая глупая, что даже мужчину завлечь не можете! Да кто вы такая?

Она сплюнула на пол у моих ног.

Вот что мне, оказывается, было нужно. Моя голова чудесным образом прочистилась, по венам заструился адреналин. Я расхохоталась:

– Если хотите знать правду, мужчина у меня есть. Он мой и больше ничей уже двадцать два года. А что касается того, кто я такая, так не забывайте: я внучатая племянница и кровная родственница леди Гарриет, вашей хозяйки. Не исключено, что в настоящий момент я являюсь владелицей этого дворца со всем его содержимым или, по крайней мере, его части. Поэтому для начала, моя своенравная арабская служаночка, – ибо я, вопреки вашим опасениям, не собираюсь в своих первых шагах опираться на Джона Летмана, – для начала верните-ка мне перстень моей двоюродной бабушки. И предупреждаю, что, даже если мне не удастся отобрать его у вас, это отлично получится у вашего драгоценного доктора Графтона. Так что отдай-ка перстень, милочка.