Мэри Стюарт - Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила (сборник)

– Это правда?

Халида покачала головой, потом собралась с силами и с трудом заговорила:

– Нет, нет, все ложь. Зачем мне ее отравлять? В супе не было ничего – только мясо, зелень, лук и шафран…

– В таком случае, – произнес Генри Графтон, – ты не будешь иметь ничего против того, чтобы самой съесть этот суп?

И не успела я понять, что у него на уме, как он уже схватил тарелку с подноса и решительно направился к девушке, держа тарелку на уровне ее губ.

Наверное, я ахнула. Потом еле слышно произнесла:

– О нет…

Это было уже чересчур; ситуация до нелепости напоминала заезженную сцену из «Тысячи и одной ночи». У меня на глазах оживала избитая восточная мелодрама.

– Ради всего святого, – проговорила я, – давайте лучше позовем собак и испробуем на них. Ведь именно так это положено делать, разве нет? Ради бога, прекратите этот кошмар. Я снимаю обвинение!

Вдруг я застыла на месте. Нелепая мелодрама перестала меня занимать. Я заметила, что доктор Графтон, следуя за отступавшей девушкой, отошел довольно далеко от двери… А на стене над кроватью в тетушкиных покоях висит ружье. Если я успею добраться до него прежде, чем меня схватят…

Никто из них не обращал на меня никакого внимания.

Халида пятилась до тех пор, пока не прижалась спиной к штабелю ящиков возле кровати, и выставила руки, пытаясь оттолкнуть тарелку. Графтон тотчас же отступил, чтобы не пролить суп.

– Ну так в чем же дело? Или я должен поверить во всю эту чушь?

– Нет-нет, это неправда! Она наговорила это, потому что ненавидит меня! Клянусь! Если хотите, могу поклясться головой отца! Где я могла достать яд?

– Если учесть, что спальня моей тетушки похожа на лабораторию алхимика после налета инквизиторов, – сухо ответила я, – в ней при желании можно найти что угодно.

При моих словах Графтон не обернулся. Все его внимание было приковано к девушке, которая глядела на него, точно загипнотизированный кролик на удава, и, похоже, готова была зарыться спиной в груду деревянных ящиков. Я сделала еще шаг к двери.

– Почему бы вам силой не вырвать у нее честный ответ? – спросила я.

Я не видела, что сделала девушка, но она, видимо, почувствовала, что Графтон собирается сделать именно это, ибо внезапно сдалась.

– Хорошо, если вы мне не верите, я скажу! Я действительно положила кое-что в суп и хотела, чтобы она съела это, но это не яд, а только слабительное, чтобы она расхворалась и помучилась как следует. Она сукина дочь и сама сучка, а вы заставили меня отдать ей перстень, хотя она и так богата. У меня, конечно, и в мыслях не было убивать ее, но я ее ненавижу и поэтому подложила масло в суп, чтобы она помучилась немного… совсем немного…

Голос девушки задрожал и прервался, словно тяжелая затхлая тишина подземной кладовой душила ее.

– Прелестно, боже мой, прелестно! – До двери оставалось всего два прыжка. – Значит, вы запрете меня с Чарльзом и оставите все как есть?

Ни тот ни другая не обратили на меня ни малейшего внимания. Халида торопливо закончила:

– А если хотите, чтобы я съела этот суп, хорошо, будь по-вашему, я докажу, что это правда… но сегодня ночью вам понадобится моя помощь, поэтому давайте дадим суп собаке, или Хассиму, или кому-нибудь, кто для нас неважен, и вы увидите…

Лицо Графтона залилось краской, на виске снова запульсировала уродливая жилка. Больше я их не интересовала; обоих захватила бешеная перепалка, в которой для меня не было места. Я недвижимо стояла и смотрела, боясь шелохнуться, опасаясь, что при малейшем моем движении натянутая струна порвется и вся яростная, сосредоточенная энергия выплеснется на меня.

– Где ты это взяла?

Голос Графтона был бесстрастен.

– Не помню. Наверно, где-то в ее комнате… Оно у меня уже давно… все эти бутылки…

– В ее комнате не было слабительного. Я это прекрасно знаю. Не ври, ты не могла взять его там. Я всегда следил, чтобы у нее под рукой не было ничего опасного, а после того, как начались приступы тошноты, проверил, правильно ли она соблюдает дозы всех лекарств. Ну-ка, выкладывай, что это было? Ты принесла это снадобье из деревни или сама состряпала?

– Нет… Говорю вам, ничего особенного. Это было у Джона. Я взяла пузырек в его комнате.

– У Джона? Но зачем ему хранить такую дрянь? Ты сказала «масло». Это что, касторка?

– Нет, нет, нет, говорю вам, я не знаю, что это такое! В черном пузырьке. Спросите лучше Джона. Он подтвердит, что это безвредно! Он говорил, у этого лекарства сильный вкус, поэтому я обычно клала в суп побольше зелени и перца…

– Когда ты узнала об этом лекарстве? Когда я в первый раз уехал в Беэр-Шеву?

– Да, да. Почему вы на меня так смотрите? В этом нет ничего особенного, всего капля или две, потом ее немного тошнило – но боли были несильные, – а потом она становилась такой спокойной и доброй…

Теперь меня не интересовали никакие раскрытые двери. Даже за все сокровища мира я бы не двинулась с места. Тарелка в руках Графтона задрожала, голос зазвенел, как струна, готовая лопнуть, но девушка не распознала тревожных признаков. С ее лица исчезло испуганное выражение, она опустила руки и теперь крутила подол платья, насупленно глядя на Графтона, готовая обороняться. Позже я так и не могла припомнить, в какой именно момент этой торопливой, на первый взгляд ничего не значащей перепалки поняла, что они говорят уже не обо мне, а о тетушке Гарриет.

– Спокойной и доброй! – без всякого выражения передразнил ее доктор Графтон. – Все понятно. Боже мой, а я-то и не догадывался, отчего она болеет. Теперь понимаю… И это происходило каждый раз, когда я куда-нибудь уезжал?

– Не каждый. Только иногда, когда с ней бывало особенно трудно. Ох, да было бы из-за чего шум поднимать, вреда-то ей никакого не было! Вы знаете, как хорошо я за ней ухаживала! Знаете, как работала, как ходила за ней все эти месяцы, как она звонком вызывала меня и днем и ночью, и мне нельзя было уставать, я всегда была готова бежать то за тем, то за этим, готовить самые лучшие блюда… Но я не хотела ей навредить, вы сами знаете! Я давала ей только каплю или две, а потом, пока она болела, ухаживала за ней, а когда все кончалось, она несколько дней была тихой.

– И горячо благодарила тебя за заботу. О да, конечно. Ты умная девочка, Халида. Именно в такой период покоя она и подарила тебе рубиновый перстень? Да? Что еще она тебе дала?

– Многое! И она в самом деле хотела, чтобы эти вещи были моими! Она сама так говорила! Она сама дарила мне подарки, за то, что я о ней заботилась! Вы их у меня не отберете… не посмеете, потому что я отдала их отцу и брату, они хранятся у них! А когда я стану английской леди…

– Ты убила старуху! – процедил Графтон сквозь зубы. – Неужели до сих пор не поняла, тупая грязная сука?