Линдси Эшфорд - Женщина в «Восточном экспрессе»

– Мне довелось видеть мертвых. Солдат во время войны, гражданских – трупы, которые немцы оставляли в деревнях вдоль линии фронта. Я всегда гордилась крепким желудком на этот счет. А сегодня, когда я увидела Джеймса…

Она закрыла глаза и вздохнула, да так, что кофе расплескался.

– Ну вы только посмотрите, а! Неуклюжая идиотка! – воскликнула Кэтрин, промокая юбку салфеткой. – Вот и доверь мне ребенка!

В этот момент Агата вдруг поняла то, чего не замечала раньше. Приняв решение спасти Джеймса, Кэтрин боролась с собой, с тем бессознательным, что преследовало ее после самоубийства мужа. Когда врач вынес свой жестокий вердикт, он уничтожил не только ее брак: теперь она знала, что неспособна выполнить главное предназначение женщины – у нее никогда не будет детей.

Годами Кэтрин жила с этим знанием, не говоря уже об остальном. Чтобы превозмочь душевную боль, она решила посвятить себя новой карьере. Наверное, сказала себе: если уж я мужчина изнутри, то и жить буду как мужчина! Никто не ожидает от женщины, преданной своей профессии, – тем более вдовы! – что ее потянет к материнству.

Однако произошедшее сегодня все изменило – это читалось во взгляде Кэтрин. Появление малыша разбудило в ней новые, неизведанные чувства.

Когда они допивали кофе, во дворе появился Макс. Доставив Нэнси с ребенком в главный дом, он поспешил на раскопки, чтобы отвезти Хью Кэррингтона на станцию.

Утерев пот со лба тыльной стороной ладони, Макс отодвинул стул и плюхнулся на него без сил.

– Ну как она?

– Спит, – ответила Кэтрин.

– А малыш? С ним все в порядке?

– Да вроде. – Кэтрин вопросительно взглянула на Агату – та кивнула. – Тебе удалось связаться с врачом?

– Позвонил со станции – будет через час. – Макс взял чашку, предложенную Кэтрин. – Вы обе отлично справились. – Он улыбнулся Агате поверх края чашки. – Я даже не…

– Кэтрин! – раздался властный голос Леонарда Вулли. – Подойди, пожалуйста, в комнату древностей.

Улыбка на лице Кэтрин тут же исчезла, уступив место тревоге. Она резко отодвинула стул и поднялась.

– Надо идти. Агата, приглядите за Нэнси, ладно?

– Да, конечно. Вы ведь потом придете к нам – после того, как ее осмотрит врач?

Кэтрин молча направилась в дом, низко опустив голову.

Как Мария-Антуанетта на гильотину, подумала Агата и сама удивилась неожиданной ассоциации. Было что-то особенное в его тоне и в выражении лица Кэтрин, что указывало на решающий разговор. Но почему вдруг сейчас? Если она рассказала ему вчера, то и скандал случился бы ночью. Сегодня она никак не успела бы – с момента возвращения супруги еще не виделись.

– Вы вели себя очень храбро, – вторгся Макс в ее мысли. – Сохранять хладнокровие в такой ситуации… немногие на это способны.

– Да я сама толком не понимала, что делаю, – возразила Агата. – Я была до смерти напугана!

– К счастью, все закончилось хорошо. Я рассказал про это Кэррингтону по дороге на станцию. Представляете, он учился в школе с ее мужем!

– Правда?

– Да, и он немало удивлялся ее присутствию здесь. Сказал, что свадьба была не больше года назад.

– Даже меньше того.

Агата скупо обрисовала ситуацию, стараясь не вдаваться в подробности – она ведь обещала Нэнси хранить ее тайну. Маленького Джеймса и без того ждет нелегкая судьба – не стоит распространяться о том, что он вдобавок незаконнорожденный.

– Бедная девочка… Что же она теперь будет делать?

– Хочет остаться в Багдаде, в доме, который я снимала. Надеется найти работу.

– Ну спешить ей особо некуда… Вы ведь тоже останетесь?

– Я бы задержалась – по крайней мере, до тех пор, пока Нэнси не оправится. – Агата улыбнулась ему в ответ. – Надеюсь, я не помешаю…

– Разве вы можете помешать? – Макс оглянулся через плечо, взял ее за руку и поднял к губам. – Вы просто ангел! Я так рад, что вы остаетесь…

Трясущейся рукой Кэтрин открыла дверь.

Леонард стоял возле скульптуры Хамуди, которую она подарила ему на свадьбу. В руке он держал письмо.

– Ты уже нашел… – пробормотала она слабым голосом.

– Почему ты мне сразу не сказала? – поинтересовался он неестественно спокойно, словно сдерживался из последних сил.

– Прости… Я… я боялась кому-нибудь рассказывать…

– Я ведь не кто-нибудь, Кэтрин, я – твой муж, я имел право знать!

– Я думала… – Она запнулась, избегая его взгляда. – Я думала, это не будет проблемой…

Он испустил протяжный вздох.

– Почему, интересно знать, ты так думала?

– В отличие от всех остальных мужчин, за последние три года ты ни разу не проявил ко мне ни малейшего интереса – в этом смысле…

– А, понятно: держала меня за гомосексуалиста! Надеялась, что я оставлю тебя в покое? Ну извини, что разочаровал! Увы, я – самый обычный мужчина, такой же, как все.

– Ты, наверное, хочешь, чтобы я уехала? – В горле перехватило, голос сорвался на шепот.

– Разве я такое говорил?

Кэтрин подняла голову, озадаченная. Его лицо утратило властное выражение: он выглядел скорее опечаленным.

– Но как же я… Как мы теперь…

– Подойди сюда, пожалуйста. – Он протянул руку. – Ближе.

Она шагнула вперед. Он взял ее за руки, коснувшись кончиков пальцев.

– Не бойся… Я тебя не обижу.

Кэтрин шагнула ближе, и еще, пока не оказалась с ним лицом к лицу. Только сейчас она заметила, что у него глаза на мокром месте.

Леонард слегка откашлялся, словно собирался произнести отрепетированную речь, однако услышанное застало ее врасплох.

– Послушай, дело не в… – Он понизил голос до шепота. – Дело не в постели… Это не главное. Конечно, я бы не отказался при возможности, но больше всего я хочу другого…

Он повернул ее руку ладонью вверх, осторожно гладя пальцы. Кэтрин затаила дыхание, стараясь не дергаться, – несмотря на его обещание, она не знала, чего ожидать.

– Так нормально?

Она медленно кивнула.

– Знаешь, у меня никогда этого не было…

Теплые пальцы, сухая кожа, огрубевшая от долгих лет работы.

– Никогда?

Он покачал головой.

– Кроме рукопожатий да захвата в школьном регби… Я никогда не чувствовал тепло человеческих рук…

Она непонимающе заморгала.

– Как же… А в детстве?..

– Мать умерла, когда мне было два года, и я совсем ее не помню. – Леонард говорил спокойно, чуть отрешенно, безо всякой жалости к себе. – А отец был яростным проповедником на кафедре, но не выказывал эмоций дома. Он считал, что мальчиков нужно закалять духом, и к пяти годам отправил меня в пансионат.

Леонард взял другую руку, глядя ей в глаза.

– Понимаешь, если я кажусь холодным, то лишь потому, что у меня никогда не было физической близости… До сих пор.

– Что ты имеешь в виду? – Она вопросительно заглянула ему в лицо.