Макс Коллинз - Агата и тьма

— Несчастному? — Он сдвинул брови в неприятном удивлении. — Право, Агата, вы же не относитесь к тем сочувствующим, что считают негодяев «бедными жертвами» наследственности и окружения…

Она сделала еще глоток кофе:

— Я готова считать, что подобные нашему Потрошителю «созданы» такими… рождены с неким уродством, словно появились на свет слепыми.

— Это никак не оправдывает…

— Их следует жалеть, — заявила она, прервав собеседника (что делала крайне редко, однако ее твердый взгляд на этот вопрос требовал выражения). — Но не щадить.

Он тихо засмеялся, и морщины меж бровями разгладились.

— Ну, я рад слышать это от вас. Потому что этот негодяй как никто заслуживает виселицы.

Она пожала плечами:

— Я не против повешения. Что еще делать с теми, кто запятнан ненавистью и безжалостен? Для кого жизнь других людей ничего не стоит.

— Миссис Маллоуэн… миссис Кристи. Я не ожидал, что вы такая.

— Вы читали Мильтона, инспектор?

— В школе.

— Насколько хорошо вы его помните?

— Ну, примерно как все, наверное.

— Сатана захотел величия, помните? Он захотел власти — захотел стать Богом. В нем не было любви, не было… смирения. Он выбрал зло.

Инспектор снова покачал головой:

— Трудно поверить, что газеты, прославляющие подобных Потрошителю, могли как-то подвигнуть его…

— Очень жаль, что газеты пишут дурные отзывы о художниках, а восторги приберегают для преступников.

Это позабавило инспектора, и, допив чай, он попросил, чтобы Агата назвала ему имена тех, кого им предстояло опросить сегодня (по возможности, высказав свое мнение о них). Так она и сделала — а он сосредоточенно делал записи.

Генеральная репетиция ее пьесы была назначена в театре «Сент-Джеймс» в два часа дня, и Агата считала, что беседы инспектора с продюсером Бертрамом Моррисом, режиссером Айрин Хелье-Моррис, помощником по сцене Френсисом Л. Салливаном и секретарем Джанет Камминз можно будет уместить в паузы. Тогда останутся только Стивен Глэнвилл и муж Джанет, летчик, которых сегодня в театре не будет.

— Мы могли бы позвонить Стивену, — сказала Агата, — и договориться о встрече в Уайтхолле у него в кабинете или уже в нашем квартале после работы.

— Любой вариант подойдет. Очень мило, что вы это предложили. — Инспектор встал: — Я расплачусь по счету, пока вы будете ему звонить, если не возражаете. О, — и, может, вы спросите у доктора Глэнвилла, как лучше найти этого курсанта? Раз уж он его начальник.

В кафе был городской телефон, которым Агата воспользовалась. Похоже, Стивен в Министерстве военно-воздушных сил был важной персоной, потому что пробиваться к нему пришлось через служащую коммутатора и двух секретарей.

— Что за странное совпадение! — сказал Стивен. — Эта женщина стала следующей жертвой… Ужасно. Какая трагедия!

Слова Стивена звучали не слишком убедительно, но этого следовало ожидать: когда умирает кто-то едва знакомый, новость воспринимаешь абстрактно, без эмоций, которые вызвала бы потеря близкого человека.

— Откровенно говоря, дорогая, — продолжил тем временем Стивен, — я не думаю, что смогу сказать твоему инспектору хоть что-то полезное.

Агата не стала напоминать ему, что разговор с полицией, ведущей расследование убийства, не является добровольным, а сказала лишь:

— Но, может, вы все-таки с ним поговорите? Ради меня. Ведь, в конце концов, именно я стала причиной этого осложнения.

— Каким это образом?

— Ну, опознав эту девицу.

— В четверть седьмого будет удобно?

— Будет. Вы зайдете ко мне домой?

— Конечно. Что-то еще?

— Вообще-то да. Инспектору Гриноу понадобится побеседовать с мужем Джанет Камминз. Вы могли бы выяснить, когда и как это лучше устроить?

— Хорошо. Инспектор хочет поговорить с юным Камминзом сегодня или мне передать эти сведения на нашей встрече в шесть пятнадцать?

— Думаю, второе вполне подойдет. Мы большую часть дня проведем в театре, наверное.

На деле же вышло так, что опрос проводился не в театре. Во время генеральной репетиции не нашлось места — начиная с партера и заканчивая гримерными — которое можно было занять. Даже в канцелярии постоянно шли телефонные переговоры, связанные с пятничной премьерой.

Агата предложила пойти в «Золотой лев» по соседству. Узкий уютный паб мог похвастать отделкой из красного дерева, внушительными полками со спиртным позади стойки и сложным витражным окном, которое закрыли щитом, чтобы уберечь и витраж, и посетителей.

Менеджер — маленький человечек с большой самоуверенностью — знал Агату в лицо: несколько месяцев назад она надписала ему экземпляр «Восточного экспресса». Кроме того, он был расположен к театру, поскольку представители этой профессии были в его пабе завсегдатаями.

Вот почему договориться использовать обеденный зал второго этажа (в половине третьего ланч уже закончился) оказалось очень просто. Узкая винтовая лестница находилась в дальней части паба и была густо завешана фотографиями и рисованными изображениями актеров и актрис, дававших представления в соседнем театре на протяжении последней сотни лет.

Инспектор Гриноу и Агата устроились за столиком на четыре персоны — ближайшим к лестнице.

Френсиса Л. Салливана — высокого и довольно массивного актера, которого Агата знала как Ларри, — пригласили первым. Как помощник режиссера он легко мог ненадолго уйти из театра во время генеральной репетиции.

— В основном, — сказал Ларри, баритон которого оставался звучным даже в самом непринужденном разговоре, — меня пригласили поработать с дублершей инженю: замену пришлось провести в самый последний момент. Эта новая девица еще не приходила. Ее только-только оповестили.

Инспектор сидел напротив, а Агата сбоку, спиной к стене. Гриноу дал ясно понять Салливану, что разговор неофициальный, и когда Ларри спросил, нельзя ли ему выпить пива, пока они беседуют, инспектор дал разрешение.

— Так печально, — продолжил актер, отпив из кружки, — я разговаривал с мисс Уорд на сцене и за кулисами. Она молилась об этой роли. Именно так сказала: «молилась».

— Она была ей настолько важна? — отозвался инспектор.

— Да. Она рассказала, что сделала неплохую карьеру — до войны. Якобы играла в нескольких ревю — и, конечно, у нее была неплохая роль в «Годах для танцев».

Агата сказала:

— С Айвором Новелло? О, а я на них была.

— Я тоже, — согласился Ларри, — и помню ее там. Она неплохо себя показала… Но эта пьеса оказалась из тех, что с приближением войны сильно пострадали.

— Когда я была на этом представлении, — вслух вспомнила Агата, — зрителей было так мало, что Новелло вышел к рампе и пригласил людей с галерки перейти на свободные места вниз.