Николас Фрилинг - Сфера влияния (сборник)

В холле явно было что-то не так. Это бросилось в глаза сразу же, но в течение нескольких минут он никак не мог сообразить, что именно изменилось или исчезло. Потом он заметил. Как обычно, произошла вещь именно такого рода, когда она очевидна и не можешь понять, почему же ты не заметил этого сразу.

Ружье, которое висело под оленьими рогами, служившими вешалкой для шляп, — французское чудовище со щитообразным зеркалом посередине и маленькими крючками для одежных щеток и обувных рожков, — исчезло. Было ли возможно, что его конфисковали полицейские?

Даже тогда он все еще пребывал в состоянии транса. С какой-то чопорной неторопливостью он вернулся в жандармский участок, чтобы отдать ключи; они вызвали ему такси, чтобы он смог добраться до Страсбурга. К этому моменту он вынужден был полностью поверить в то, что повел себя как полнейший идиот. Эксперты Воллека, констатировавшие смерть, наступившую в результате огнестрельных ран, забрали ружье на экспертизу. Он знал, конечно, что это нелепо; по характеру ран и ежу было понятно, что выстрелы были произведены из пистолета, найденного на кровати. Ну и для чего же взяла с собой ружье Анн-Мари? Что еще она собиралась сделать? Уж конечно, не совершить самоубийство. Во-первых, самоубийство совершенно не соответствовало ее натуре, во-вторых, женщины не берут охотничье ружье для того, чтобы покончить с собой: они просто-напросто не умеют его заряжать и вообще не умеют пользоваться этим видом оружия.

Было бы лучше предупредить их, что Анн-Мари скитается где-то в компании охотничьего ружья — это довольно капризное оружие. Он не успел как следует рассмотреть его, но, совершенно точно, у ружья был гораздо больший калибр, чем стандартный 22-й. И к тому же неизвестно, где находятся патроны к нему; ведь не был же Жан-Клод Маршал таким дураком, чтобы оставлять такую вещицу заряженной?

Да, французская полиция ему явно спасибо не скажет. Если он скажет им, что Анн-Мари побывала в этом доме, тем самым спровоцировав двойную смерть, они точно не обрадуются и будут смотреть на него молча с каменными лицами — доказательств этого факта у него не было. Если он решит поднять суматоху и сообщит полиции, что они должны во что бы то ни стало отыскать Анн-Мари, прокурор откажется подписывать документы и отправить дело на доследование. А ведь его подпись означает, что судебные исполнители удовлетворены проведенным расследованием и что тело девушки может быть забрано домой, где его сожгут и пепел захоронят, и пресса, почуяв, что волнение по поводу этой трагедии улеглось, оставит чету Швивельбейн в покое.

Он позвонил в гостиницу средней руки, где остановились немцы. Анн-Мари там не регистрировалась. Нет, но ведь это вполне естественно: конечно, она выбрала самый дорогой и комфортабельный отель в городе.

Да, именно это она и сделала, а еще выписалась оттуда примерно час назад, заплатив, даже не взглянув на счет. Портье вынес ее дорогой чемодан. Ей подали ее машину — да, совершенно верно, серый «опель», нет, ошибка исключена — на багажнике были привязаны лыжи, упакованные в непромокаемый чехол.

Ван дер Вальк, совсем не испытывая желания идентифицировать себя как полицейского, дал портье десятифранковую купюру. Она что-нибудь сказала или о чем-нибудь спрашивала? Да, она интересовалась, где проходит главная дорога на юго-запад; он указал ей на дорогу на Ширмек.

Ван дер Вальк незамедлительно обратился к своей дорожной карте. Ширмек — Сент-Ди — да, она проходит над Вогезами в юго-западном направлении: ну и что это могло бы значить?

Не могла ли она направиться в Шамоникс, зная, что именно там он раздобыл кое-какую информацию? И что она собирается там делать? И если она едет туда, то почему именно по этой дороге? А если бы она намеревалась добраться до гор, было бы логичнее ехать на юг, через Кольмар и Мюлуз… Он позволил своим пальцам беспрепятственно блуждать по карте в юго-западном направлении: Дижон… помедлив, он продолжил движение. Мулэн… Монлюсон или Клермон-Ферран — это вряд ли, скорее Брив или Лимож, но обе дороги в конце выходят к Бордо. Чем все эти витиеватые пути могут интересовать Анн-Мари? В Париж она ехать не может: она поехала бы по дороге к Нанси. Он вычерчивал пальцем зигзаги, вверх и вниз, словно пес, бегущий по следу. Он вернулся к Бордо без всякого намека на просвет в мыслях и повел пальцем вдоль побережья. Ла-Рошель? Вниз — он вдруг остановился. В крайней юго-западной точке, уткнувшись в уголок, образованный побережьями Франции и Испании, его палец замер на Биаррице. И внезапно Ван дер Валька осенило, что собирается там делать Анн-Мари с охотничьим ружьем, запрятанным между лыжами, притороченными к багажнику ее автомобиля.

Конечно, он поднял Воллека с постели. Чем больше он об этом думал, тем меньше ему это нравилось.

Как называла его Анн-Мари? Медлительный и твердолобый, убогий и узколобый, глупый и ограниченный. Тяжело вздохнув, он открыл окно рядом с собой, чтобы проветрить салон автомобиля от табачного дыма и впустить немного кислорода в собственные легкие. Все это была абсолютная правда. И поделать с этим он ничего не мог — таким уж он родился, таким его воспитали, такой была его жизнь изо дня в день, которая обычно требовала от него упорства. Он был профессионалом. Это только в книгах можно найти прекрасных детективов-любителей, а реальные полицейские прямолинейны и упрямы, да, они довольно медленно соображают и частенько бывают абсолютными посредственностями и не дружат с воображением — они должны быть такими. Они — часть административной машины, инструмент правительственного контроля, а в наши дни правительство, надлежащим образом держа курс на развитие экономики, упрочение порядка в стране, должно обладать таким довольно сложным и обстоятельным механизмом, щупальца которого способны захватить и манипулировать каждым гражданином без исключения. Эта работа для профессиональных служителей закона, а не для любителей. «Голландия, — размышлял Ван дер Вальк, — со своими неистощимыми запасами хороших административных младших капралов, обладает отличной машиной, частью которой я и являюсь. Проблема Голландии в том, что ее машина слишком хороша, она слишком совершенна, она слишком защищена от любого негативного воздействия, она настолько сложна, что, если вдруг удастся ее разрушить, на то, чтобы восстановить ее, уйдет целый год. Здесь нет никого, кто умеет импровизировать, никого, обладающего богатым воображением, никого, кто способен достичь своей цели независимо от этой машины. Все мы деревянные куклы, прекрасно скоординированные, говорящие и двигающиеся только по желанию хозяина, дергающего за ниточки. Хозяина, которого очень сложно определить. Все солдаты являются младшими капралами, все офицеры — полковниками, абсолютно все адмиралы, а вот общего — нет».