Дарья Кожевникова - День из чужой жизни

Я написала! С таким рвением, что ручку после эксплуатации только что не пришлось остужать. Потому что теперь меня тяготило все, что было связано с неблаговерным и прошлой жизнью, и не в последнюю очередь — именно официальный статус наших отношений.

— Ну вот и славненько, — покивал следователь, принимая у меня из рук бумажку с не только написанным, но и четко вдавленным текстом. — А теперь вас отвезут… или, по крайней мере, сопроводят второй машиной до дома Ирины Станиславовны.

И действительно, мы так и поехали: на Иркиной машине, в сопровождении почетного эскорта. И даже от машины нас проводили до самых дверей квартиры.

Дома Ирка развила бурную деятельность по оказанию гостеприимства: то ли хотела наглядно продемонстрировать мне, что лучше, чем у нее, мне нигде не будет, то ли все-таки сидит в каждой из нас, женщин, неискоренимая потребность хоть о ком-то хоть иногда позаботиться. В общем, как бы там ни было, а мне была выделена комната, разостлана постель, вручена целая куча косметики, организована роскошная ванна, после чего я оказалась за недурно сервированным столом. Весьма недурно, учитывая, что обе мы с Иркой не слишком многое могли себе позволить, особенно на ночь глядя. Но на столе были мидии, легкий салатик из крабов, еще один из цветной капусты, а также фрукты и сыр. Последнее явно было лишним для наших фигур, как и бутылка вина, но Ирка заявила, что красное вино с сыром — это даже есть такая диета, а еще она хочет отпраздновать мое появление после того, как уже чуть ли не похоронила меня, пропавшую на несколько дней. В общем, сыр мы с ней обе любили, так что я не стала особо выпендриваться. Тем более что пережитые мною стрессы пока весьма успешно боролись с моим лишним весом вместо меня, так что была от них хоть какая-то польза.

— Гутярин-то твой! — выдала Ирка после первого нашего выпитого бокала, разглядывая меня сквозь его прозрачные стенки. — Как увидел тебя на свидании, так и разводиться передумал! Надо же, отжег! Ну и гад! Жаль, что он тебя сейчас видеть не может. На мой взгляд, за прошедшие дни ты еще больше похорошела. Постройнела, загорела. А еще огонек какой-то появился в глазах.

— Это не огонек, это одинокая мысль бродит с фонариком в моей пустой голове, — попыталась отшутиться я. В самом деле, отчего бы им, тем огонькам, в моих глазах зажигаться? Вот разве что от Семеновны заразилась ее жизнелюбием?

— Что усмехаешься? — спросила Ирка, заметив проблески веселья у меня на лице.

Пришлось рассказать ей про Семеновну не сжато, как при встрече в луна-парке, а описать разбойницу во всей ее красе. Слушая меня, Ирка хохотала от души. Потом заключила:

— Наш человек! С такими нельзя терять контакта! Непременно меня с ней познакомь!

— Постараюсь, если доживу до нашей следующей встречи, — мрачно кивнула я.

— Шансов дожить будет куда больше, если ты откажешься от этой дурацкой игры в живца, — снова попыталась повлиять на меня Ирка.

Но я на этот счет уже приняла решение и менять его больше не собиралась:

— Устала я, Ир. Да и слишком уж затянулась эта игра в кошки-мышки. Хочется побыстрее положить всему этому конец. А то я одних только крыш над головой уже столько сменила за прошедшие дни, что не сосчитать. Даже интересно теперь, надолго ли у тебя задержусь?

— Сколько потребуется. Здесь эти супостаты… ну и привязчивое же словечко!.. тебя голыми руками не возьмут, поэтому можешь чувствовать себя в безопасности. Почти как в том шкафу, — пошутила она, заставив меня передернуться. Потом спросила: — А почему ты следователю про Николая ничего не сказала? Я не стала вмешиваться, но интересно было бы узнать.

— Не хочу доставлять ему неприятностей. Он ведь все равно ничего не скажет полиции.

— Ну вот! Ему, значит, не хочешь неприятностей, а себе заводишь дополнительно! Ведь если бы его раскрутили на разговор, то тебе не пришлось бы рисковать, выступая в качестве приманки. Слушай, а может, мне самой сходить к твоему Николаю? Поговорить с ним? Может, с глазу на глаз со мной он откровеннее будет, чем со следователем?

— Не будет. Ирка, у него кодекс. И понятия.

— Ну, в постель его в крайнем случае затащу. Если не приревнуешь.

— Я уже затаскивала. Не помогло.

— Потому что ты там переговоры вести не умеешь.

— Да ну тебя. — отмахнулась я. — Выбрось эти мысли из головы, своими силами справимся.

— Это мы такие гордые? Или все-таки ревнуешь? — Ирка снова взглянула на меня через очередной раз опустошенный бокал, как будто через увеличительно стекло.

— Нет, не ревную. С ним все покончено. Не хочу быть очередной его дурочкой, покупающейся на всякую чушь вроде того, что я — светлый человек, и так далее.

— Ну, человек ты и в самом деле светлый, это не новость, — выдала вдруг Ирка.

— Вот те раз! — опешила я. — Ты что, ориентацию сменила?

— Просто констатирую факт. Может, не так уж твой Николай и кривил душой, делая тебе эти свои признания? Может, и в самом деле был настроен на то, чтобы отстоять тебя у этих гаденышей? А ты сбежала, не дав человеку завершить его благородное дело.

— Постой-ка! — Я встрепенулась, но взглянула на часы и поняла, что если у меня еще осталась хоть капля совести, то сегодня звонить следователю уже не стоит. Раньше надо было спрашивать! Но как хоть я могла об этом забыть?! О том — возможно, все-таки моем — заступнике, который после встречи с супостатами оказался в больнице. И пусть звонок туда ничего не дал, но все же: кто, кроме Николая, мог еще вступить с моими недругами в прямое единоборство? Если речь, конечно, шла действительно обо мне, и услышанное, как предполагала Семеновна, не было провокационной ложью.

— Уже полчаса стою! — напомнила о себе Ирка. — Может, расскажешь, в чем дело?

Пришлось изложить ей суть проблемы. В процессе рассказа я понадеялась, что, может, Ирка, в последнее время тесно общавшаяся со следователем, сейчас сообщит мне какую-нибудь новость на этот счет, но она оказалась точно в таком же неведении, как и я. Только разгорелась идеей о благородном разбойнике Николае, которого сейчас в больнице наверняка должна охранять полиция, и меня еще больше растревожила заодно. А ну как все это правда и именно из-за этого Семеновне ничего не удалось узнать из звонка в приемный покой? Просто потому, что полиция распорядилась не давать никакой информации об этом пациенте?

— Ну, блин, умеешь ты успокоить на ночь глядя! — заворчала я на Ирку. — Я, знаешь ли, серенады привыкла слушать перед сном, которые дедок исполняет под забором у Семеновны, а ты мне тут выложила трагедию, да еще и с осложнениями.

— Может, наплевать на эту совесть да все-таки позвонить Силантьеву? Прикинуться дурочками, не догадавшимися взглянуть на часы. И спросить…