Дарья Кожевникова - День из чужой жизни

Оторвалась я от этого праздника всего на денек. Приехала домой, потому что Силантьев позвонил мне и сообщил, что из тюрьмы все-таки выпускают моего неблаговерного. Под подписку о невыезде, разумеется, потому что глупо было надеяться, что все его подвиги сойдут ему с рук, даже с учетом того, что деньги вернули и что он вроде как даже этому поспособствовал, этой своей пресловутой исписанной бумажкой. По окончании следствия его ожидал суд. Но пока его сочли возможным отпустить, а я решила, что надо бы его хоть как-то встретить. Что меня к этому побудило? Наверное, обычный гуманизм. Я наварила борща, зная, что все последнее время Гутярин сидел на казенных харчах. Чувств же к нему у меня уже не осталось вообще никаких. И вообще через неделю нас должны были окончательно и бесповоротно развести — опять-таки, Силантьев замолвил за меня словечко, чтобы делу дали ход побыстрее. А в случае, если неблаговерный снова начнет мне ставить препоны, обещал свидетельскую поддержку.

В общем, неблаговерного я привезла домой на нашей машинке. Зашла в квартиру с ним вместе — надо было прихватить с собой в деревню несколько вещей. Он, войдя, блаженно вздохнул:

— Ах, хорошо! Даже воздух пахнет по-другому. Срочно в ванну, смыть с себя весь этот невольничий дух! Люд, где мои вещи?

— Как обычно, в шкафу. — Я разулась и прошла к себе в комнату, мимо упомянутого шкафа. В коридоре воцарилась тишина: видимо, едва вернувшись домой, мой неблаговерный решил тут же вернуть себе все свои барские замашки. А теперь слегка «завис», еще не осознав, что больше никто здесь не будет его обслуживать. Но я доставать ему чистое белье не собиралась, с десяток шагов до шкафа — не крюк, сам отшагает.

В итоге он их так и не сделал, а, не дождавшись меня, прямиком отправился в ванную. Мылся довольно долго: я успела перекинуть кое-какие снимки с домашнего компьютера на флешку, пообщаться с Иркой, которую хотела захватить с собой (или скорее она меня, потому что ехать нам предстояло на ее машине), выбрать Семеновне пару обещанных кулинарных книг из моей библиотеки, собрать большую часть других необходимых вещей, пыль обтереть по привычке. Тут только неблаговерный соизволил наконец-то домыться. Выключил воду, вышел из ванной в одном полотенце, да и то в моем. Не судьба была вытащить чистое! Принюхался, стоя на пороге кухни, потом перешагнул его и уселся на табуретку:

— Люд, можно мне борща?

— Конечно, можно! — радушно кивнула я, переходя из комнаты в комнату. Мимоходом кинула взгляд через открытую дверь ванной комнаты. Так и есть! Все сброшенные шмотки валяются на полу! Ну что ж, пусть валяются, если ты еще не надышался вдоволь тюремным воздухом! Я уложила в свою сумку последние несколько маечек, когда из кухни до меня донесся недовольно-обиженный голос:

— Людмила!

— Что? — выглянула я из дверей.

— Я же просил борща!

— Так он на плите стоит, перед самым твоим носом.

Последовало очередное «зависание», потом тишина сменилась грохотом кастрюли, в гневе сметенной с плиты на пол вместе со всем ее содержимым. Я только плечами пожала: ну и дурак! Будешь теперь всухомятку давиться по своей вине! А если к соседям протечет, то и с ними будешь объясняться сам.

Так и не дождавшись, чтобы я выбежала ликвидировать последствия его выходки да хлопотать по поводу того, чем его теперь накормить, он сам возник на пороге моей комнаты, которую я уже намеревалась покинуть. Гневный, негодующий! Ради такого представления стоило задержаться еще на пару минут!

— Это подло! Это низко и мелко! — заорал он. — Ты что, решила на мне отыграться?! Сейчас?! Когда мне и без того плохо?!

Он явно ожидал, что сейчас я все осознаю и быстренько кинусь исправляться, потому что мой простой вопрос поставил его в абсолютный тупик.

— А чем ты, собственно, недоволен? — спросила я.

Снова «завис». Потом сменил тон с гневного на трагический:

— Я борща хотел!

— Когда я хочу борща, я беру половник и наливаю его себе, — терпеливо сказала я. — Тебе всего лишь нужно было сделать то же самое.

— А тебе что?! Трудно было налить?!

— Не трудно. Просто не хочу.

Он едва не задохнулся при таком моем ответе.

— А что здесь такого? — спросила я. — Ты же, например, не хочешь этого сделать даже сам для себя.

Так я и оставила его стоять. Бледного, окаменевшего, с приоткрытым ртом. Прошла в прихожую, начала обуваться.

— Ты куда? — произнес он требовательно, отмерев, когда я застегивала уже вторую босоножку.

— Уезжаю.

— А что, эту поездку нельзя отложить на потом? Надо куда-то отлучиться именно в тот день, когда я вернулся?

Не отлучиться, дружок! Отлучаются на недолгое время, я же собираюсь уехать как минимум до конца отпуска, так что не видать тебе вечером новой кастрюли борща.

— А зачем мне здесь торчать? — Обувшись, я выпрямилась. — Общаться с тобой? Нет ни малейшего желания. Обслуживать тебя, глядя на твои выкрутасы? Тем более! Все в прошлом, мой друг! У меня теперь совершенно другая жизнь! И знаешь, спасибо тебе большое за то, что ты мне ее подарил! Освободил меня от себя, развязал мне руки.

С этими словами я подхватила сумку и перешагнула порог. Ожидала, что он высунется в подъезд и будет сыпать мне вслед проклятиями, но тут на лестнице мне повстречались соседи, и я поняла, что второй серии не будет: при свидетелях мой неблаговерный всегда разыгрывал из себя воспитанного человека. Ну что ж, так даже лучше!

Ирка уже ждала меня внизу, в машине.

— Хотела вначале к тебе подняться, взглянуть на твоего, — призналась она. — Но потом решила не испытывать чувства гадливости.

— Правильно сделала, — кивнула я, усаживаясь в салон. — Ох, чувствую, предстоит мне еще пережить немало противных сцен, когда отпуск закончится и придется вернуться домой.

— Отпуск, конечно, закончится, — согласилась Ирка. — А вот насчет возвращения домой сомневаюсь… Очень сомневаюсь, что Леонид такое допустит.

— Ну, с собой он меня пока ехать не звал.

— Зато через моего знакомого агента интересовался покупкой квартиры в нашем городе. Вроде как без причины ему сюда переезжать ни к чему?

— Ну, не знаю. И думать об этом пока не хочу, — тряхнула я головой. — Как ты там меня в свое время учила? Живи сегодняшним днем и получай от жизни удовольствие по полной программе! Вот и будем следовать твоему мудрому совету.

— Не сможешь! — уверенно возразила Ирка. — Не той ты породы. Но уж если тебе непременно нужно себя кем-то пожизненно обременять, то пусть это будет достойный и порядочный человек. Я ведь в людях разбираюсь, ты знаешь! Ну, тронулись! К нему!

И мы поехали. На дачу, на выходные. На счастье.

И вот, сижу теперь, пишу эти строки, сама не зная зачем? Или, может, просто с помощью этого приема хочу до конца осознать, какие же глобальные перемены произошли в моей судьбе за прошедший год? Ведь многие годы до этого были похожи в моей жизни один на другой, как родные братья. И вдруг — раз! Сижу в своей новой уютной квартире, где порядок поддерживается обоими жильцами, а не один ходит, убирая что-то за другим. Тиска, умница, тихонько лежит возле ног. Леонид в очередной командировке — как эксперт, он часто бывает в разъездах. Но как бы он далеко ни уехал, а у меня даже в мыслях ни разу не было его ревновать. Я-то из записок своего бывшего теперь знаю, что при желании изменить можно и за пятнадцать минут, в соседнем подъезде. Так что это все только от человека зависит. Я же в своем человеке уверена на все сто. Точнее, нет, не так — я просто верю в него. И жду… хотя нет, наверное, снова немного не так сказала. Ждем? Просто на пятом десятке лет, в один прекрасный день я вдруг поняла, что у меня скоро будет не двое, а трое детей. Признаться, поначалу я была в шоке! Хотя все меня кинулись поддерживать нашей дружной толпой: Семеновна уже планы строит, как мы летом будем жить у нее, дедок обещал петь колыбельные, Иринка уже называет себя крестной мамой. Тиска — тот всегда нос к коляскам тянет, пока что даже к чужим, потому что есть в ньюфах врожденная тяга к тому, чтобы кого-нибудь опекать. А Леонид… нет, он не говорил громких слов, он просто все свое отношение выражает молчаливой заботой. И глазами. Кто как, а я читаю его мысли по ним, как по раскрытой книге, это ведь с самого начала у нас так сразу и установилось. Главной моей проблемой было: как я Юльке-то с Димкой про нового братика или сестричку скажу? И как они все это воспримут? Но, к моему облегчению, и тут обошлось, новость приняли не в штыки. Ну да, они уже оба взрослые, и у них у каждого на первом плане уже собственные проблемы. Так что особого восторга они мне не выказали, но, пережив первые минуты потрясения, спокойно признали мое право на личную жизнь. Тем более что оба прекрасно знают, что моя предыдущая личная жизнь не по моей инициативе закончилась. А что касается моего бывшего… спивается, говорят. Уволенный с прежней своей работы и получивший условный срок. Пытался несколько раз женщин к себе приводить, но девочки больше на него не клюют, а взрослым состоявшимся личностям оно надо ли — нянчиться с перезрелым младенцем? Так что все его попытки наладить новую семейную жизнь пока что терпят фиаско. От чего, как мне бывшие соседи при встрече зачем-то берутся рассказывать, он по ночам устраивает пьяные и громкие истерики сам себе и колотит при этом посуду. Но мне это уже все равно, что бы он там ни творил. Об одном лишь жалею: и зачем только я убила на него столько лет? Ну что или кто меня заставлял это делать? Сама ведь, все сама! Вот она, грубая механическая сила привычки! И так ведь всю жизнь отжила бы, превращаясь в старуху раньше срока, если бы он не дал мне от ворот поворот! Так что спасибо ему, спасибо огромное за то, что бросил меня! И вам всем, девочки, хочу сказать на прощание: если вдруг с вами такое случится, то не торопитесь плакать и волосы на себе рвать. А оглянитесь вокруг и подумайте: может, все оно даже и к лучшему?