Меган Миранда - Идеальная незнакомка

— До завтра, Тео, — отправила его я.

Он побрел дальше по коридору.

Когда я уже распахнула дверь, до меня вдруг долетели слова мальчишки:

— Пока, Лия.

Я сделала вид, будто не услышала.

Захлопнула двери, наконец почувствовала себя в безопасности и привалилась к ним спиной. Справа, из кабинета Митча, доносился его голос — заместитель директора Шелдон говорил по телефону. Я постояла у двери, чтобы Митч меня заметил. Когда его взгляд сфокусировался на дверном проеме, я жестом показала на выход — мол, я домой. Митч насупил брови — видимо, удивился моему «докладу». Не понял, к чему это я. Вскинул палец — мол, подожди.

Закончив разговор, откинулся в кресле.

— В чем дело? — спросил.

— Ни в чем. Слушай, ты разрешил Тео Бертону отсидеть наказание за опоздания на уроки?

Кресло качнулось взад-вперед.

— Что? Ах да, он спросил, можно ли это сделать сегодня, а то потом, в другие дни, никто его не подвезет домой. Я ответил — можно, если ты не против. — Митч пригляделся ко мне. — Ты против?

Я помотала головой.

— Нет-нет. Я просто растерялась. Не ожидала его, вот и все.

Митч кивнул, посмотрел на бумаги перед собой.

— Подожди меня секундочку. Вместе выйдем.

— Хорошо.

Я прислонилась к стене возле его кабинета, чувствуя невероятное облегчение.

По пути к стоянке мы увидели на каменной лавочке Тео Бертона. Он как будто ждал, пока его подвезут. Как будто ждал.

— Пока, мистер Шелдон, мисс Стивенс.

Митч приподнял шляпу:

— До завтра, мистер Бертон. Постарайтесь не опаздывать. — И усмехнулся, словно пошутил.

Я позволила Митчу проводить меня до машины.

— Не хочешь перекусить? — небрежно бросил он.

Меня совсем не удивило это предложение.

Я представила себя на берегу озера, увидела под ногами кровь, пропитавшую землю. Мысленно услышала, как Кайл рассказывает коллегам: «Жила одна, не местная», и ответила:

— Пока нет, Митч. В нынешних обстоятельствах… лучше не надо.

— Ладно, Лия. — Он шагнул назад, и я села в машину. — Значит, в другой раз.

Двигатель взревел, Митч махнул рукой.

В зеркале заднего вида я поймала отражение Тео Бертона, наши глаза встретились, он не отвел взгляда.

Я включила передачу и крепко обхватила руль, уговаривая себя не смотреть назад.

Я видела это повсюду. Угрозу, опасность. Вероятную жестокость, потенциальное насилие. Возможно, я была пристрастна, а возможно, — опытна.

Однако, с тревогой думала я иногда, вдруг ничего такого на самом деле нет?

Вдруг это лишь линзы, фильтр, а в действительности все нормально и хорошо, и мальчишка — просто мальчишка, который опаздывает в школу и ждет попутки домой; и Эмми загуляла со своим парнем и забыла позвонить; и я начинаю новую жизнь, а он именно так и устроен — медленный процесс трансформации, превращение в другого человека…

Мне не терпелось прочесть сочинения. Уже через пять минут после приезда домой я выложила работы на кухонный стол и прижала стопку гномом. Открыла окно над раковиной — пусть воздух циркулирует, пусть изгоняет из дома пустой, нежилой дух, — и страницы зашелестели на ветру.

Листок Тео шел первым. Он опоздал и положил свое сочинение поверх стопки, хотя и не потрудился его подписать.

Тренер арестован за нападение. Учительницу вызывают к директору, она явно напугана.

И ты гадаешь, чего она боится.

Вот почему я предлагаю ввести в нашей школе следующие меры безопасности: пусть к учителям относятся так же, как к нам. Пусть их периодически обыскивают, а нам дадут возможность заглядывать в их жизнь — как они заглядывают в нашу. Им известны наши адреса, номера телефонов, имена родителей, наши дни рождения, номера социальных страховок. В школе дисбаланс власти, и учителя прекрасно это понимают.

Я едва не выплюнула то, что пила. Петиция выглядела смехотворно. Звучала убедительно. И была правдой. Вот только правда эта в устах Тео Бертона теряла свою остроту. Интересно, он трепал мне нервы лишь от скуки или причина крылась глубже?

Остальные сочинения напоминали инструкции из разряда «как функционировать в состоянии ужаса». Предлагали одни и те же меры безопасности: по два наблюдателя-старшеклассника в каждый туалет; разрешение не отключать мобильные телефоны; ученики должны ходить в туалет и на школьную стоянку парами, как в детском саду. Камеры в классах. В коридорах. В туалетах.

Школьники употребляли выражения «подотчетность», «право на личную жизнь» и «дистанционное обучение». В словах детей я слышала мысли родителей. Никаких загадочных записок. Никаких сплетен и слухов, ничего, что можно было бы привязать к «ЭТО СДЕЛАЛ НЕ КОББ».

Я ошибалась. В сочинениях не оказалось посланий для меня. Дети просто выполняли задание. Я слишком многого ждала. Надеялась, что где-то в этом море лиц прячется человек, похожий на меня, — человек, который знает, где искать правду, и хочет довериться подходящему собеседнику.

Записку про Кобба, наверное, подсунул Тео: решил пошутить, пощекотать мне нервы. Ту же цель он преследовал и в нынешнем задании — задании, где я предоставила ученикам полную свободу и разрешила остаться анонимными.

Услышав предостережение Митча, я поняла, что история с Коббом обернется против меня, — если состояние Бетани Джарвиц не изменится. Я больше ничего о ней не слышала — ни от полицейских, ни от учеников, ни от коллег. Она словно уже стала призраком. Который если и очнется, то вряд ли что-нибудь вспомнит.

Я хотела одного — чтобы это закончилось. А единственный человек, которому я могла спокойно излить душу, пропал.

Пространство, занимаемое Эмми, притягивало меня все настойчивей, требовало внимания. Я завела привычку спать в кровати Эмми. Примерять ее одежду и смотреться в зеркало, чтобы помнить. Я играла с часами Джона Хикельмана: то надевала их на запястье, то снимала. Сидела на земле, скрестив ноги, пялилась в лес. Гадала, на что же тогда смотрела Эмми.

Ш-ш , сказала она.

Не шуми.

Будто я могла спугнуть что-то. Или наоборот, что-то спугнуло саму Эмми?

Взбалмошной Эмми бывала, пугливой — никогда. Она умела отбрить любого. Восемь лет назад наше окружение постоянно менялось; в то лето лишь мы с ней оставались величиной постоянной. По будням я ходила на стажировку, а Эмми спала дома; к моему возвращению она была уже одета и отправлялась развлекаться в бар на другом конце города. По выходным Эмми работала целыми днями. Однако вечера пятницы и субботы принадлежали нам. В такие вечера она махала мне из глубины жаркого, потного бара, звала к себе; отпихивала кого-то, освобождая место; обнимала меня за плечи, и я чувствовала себя как дома. «Давай потанцуем», — предлагала Эмми, и я цеплялась пальцем за ее пояс, чтобы не потеряться в толпе.