Анна Малышева - Бессмертный грех

— А среди сотрудников вашей редакции у него друзья есть?

— Надеюсь, что нет. — Саша задумчиво почесала нос. — А знакомые — наверняка есть, во всяком случае, все мы, то есть те, кто пришел сюда из «Курьера», его знаем. А зачем тебе его друзья? И он сам?

— Затем, что он — враг твоего Пожарского.

— Ой! — Саша взвизгнула. — Вспомнила! Ну точно — Пожарский же его высек! Как я могла забыть? То-то фамилия генерального сразу показалась мне знакомой!

— Насколько я помню, поначалу ты его фамилии не знала. Говорила, что для тебя он просто Валя, и все. Ладно-ладно. — Василий попятился. — Я же не ссориться, а мириться пришел. Поузнавай, девочка, с кем здесь этот Первозванный дружит, ладно? А сейчас — пойдем-ка погуляем.

— Ты что — обалдел? — Саша покрутила пальцем у виска. — Там холод собачий, и дождь, кажется, накрапывает.

— Александра, — нахмурился Василий, — что за разговоры? Нам просто необходимо подышать свежим воздухом.

— Высуни голову в форточку и дыши, — посоветовала Саша.

— Ладно. Только потом не говори, что я не подпускаю тебя к расследованию, — кивнул Василий. — Я-то думал, что тебе интересно будет узнать, как преступник проник в кабинет Пожарского.

Расчет старшего оперуполномоченного оказался верным — Саша вскочила и бодро побежала вслед за ним.

…Кабинет Пожарского находился на втором этаже. Невысоко, но ровная стена здания, без карнизов и прочих архитектурных излишеств, представляла серьезную преграду даже для опытных скалолазов.

— Нет, — задумчиво сказал Василий, — без спецприспособлений здесь не обойтись.

И тут же рухнул на колени.

— Сколько можно, — томно повела плечами Саша. — Ты перебарщиваешь. Постоял уже на коленях, хватит, вставай.

Василий ее призыву не внял, а, наоборот, опустился на четвереньки и, свесив голову вниз и мелко перебирая руками и коленями, двинулся вдоль стены. Проходящая мимо немолодая сотрудница отдела политики, увидев бредущего на четвереньках старшего оперуполномоченного, замерла как вкопанная и изумленно уставилась на Александру.

— Вот, собачку выгуливаю, — смущенно разъяснила Саша. — Скулил, дверь ногтями корябал… Расстройство желудка у него, что ли?

Сотрудница испуганно попятилась.

— Не бойтесь, он не кусается, — попыталась успокоить ее Саша. — Только лает.

— Не верьте ей, — поднимаясь на ноги, сказал Василий. — Кусаюсь еще как. И прививку от бешенства она мне в этом году не делала.

Бедная женщина опрометью кинулась к воротам, а Василий торжественно ткнул пальцем в землю:

— Смотри!

Саша присела на корточки и уставилась в тот клочок земли, на который указывал Василий.

— Что это?

— Лестница. Просто лестница. — Василий с хрустом потянулся. — Ну почему я такой умный? И почему я всегда оказываюсь прав?

— Ты хочешь сказать, что отравитель Гаврилыча влез в кабинет Пожарского по лестнице? — обрадовалась Саша.

— Влез, подлюга, — ласково сказал Василий. — А потом — вылез. Во дурак!

— Почему дурак? — не поняла Саша. — По-моему, неплохо придумано.

— Считаешь, неплохо? — хмыкнул Василий. — Ты так считаешь? Вот поэтому я — великий сыщик, а ты — простой журналист.

Саша спорить не стала, потому что ждала дальнейших объяснений.

— Где-то он лестницу взял? Его могли там видеть. Как-то он лестницу сюда волок? Его тоже могли видеть. Так что шанс вычислить злодея у нас, считай, уже есть, причем — огромный. Ну-ка, где здесь у вас может оказаться переносная лестница?

Не составило особого труда выяснить где. Завхоз подсказал. Оказалось, что инвентарь — от швабр и тряпок до лестницы и ведер — хранился в каморке, в которую можно было проникнуть как из помещения редакции, так и с улицы. Завхоз уверял, что ключи от подсобного помещения лежат в общем железном ящике на вахте. Теоретически, любой сотрудник редакции имеет возможность их взять.

Василий зашел в каморку, оглядел лестницу и с легким сердцем отбыл в управление. На двери его комнаты висела самодельная табличка: «Коновалову вход строго воспрещен».

— Это почему же? — добродушно поинтересовался Василий, распахивая дверь.

Леонид даже не повернул головы. Он сидел за своим столом, а на столе Василия рядком стояли шесть мусорных корзин и две стационарные плевательницы из «мест для курения».

— Ого! — Василий с уважением присвистнул. — Откуда столько помоек?

— У соседей попросил. — Леонид тяжко вздохнул. — Сейчас Гоша приедет, у него к тебе тоже ряд претензий.

Гоша, то есть Георгий Малкин, — любимый следователь сотрудников убойного отдела. Большинство своих дел об убийствах Малкин вел в тесном контакте с Коноваловым и Зосимовым, и оперативники любили Гошу за добрый нрав, сговорчивость и профессионализм. Гоша терпимо относился к нарушениям сроков расследования, да к прочим формальным моментам тоже.

Следователь городской прокуратуры отмазывал, выгораживал и прикрывал сотрудников убойного отдела изо всех сил. У многих этот альянс вызывал ехидные улыбки. А всему виной — поразительная разница в весовых категориях капитана Коновалова и майора Малкина. Человек-гора Коновалов, бывший омоновец ста восьмидесяти пяти сантиметров роста и ста десяти килограммов живого веса, и бывший математик Малкин, рост которого не превышал ста семидесяти сантиметров, кругленький, пузатенький, с ямочками на щеках и всегдашней ласковой улыбкой.

К тому же следователь Малкин писал стихи. То есть не совсем стихи, но рифмованные вирши, по большей части переделанные из популярных песен и классических, известных каждому еще по школьной программе стихотворных произведений, за что получил прозвище Песенник МВД СССР. Гошины стихи, как правило, отличались корявостью, но никому и никогда не приходило в голову высказывать в их адрес критические замечания. Напротив, коллеги не скупились на восторженные отзывы типа: «Гениально!», «Красиво!» или «В самую точку!».

Вот и сейчас, протиснувшись в дверь, Гоша начал с высокой лирической ноты:

— Из незавершенного. То есть над текстом придется еще поработать. Но в общих чертах так:

— Так ты теперь пишешь инструкции для злодеев? — удивился Василий. — Занятно. До сегодняшнего дня я полагал, что ты на нашей стороне.

— Я до сегодняшнего дня тоже полагал, что ты наш. Но после твоих гнусных выходок, после того, как ты повесил на нас совершенно неподведомственный труп, я уже так не думаю. Леня, а ты не замечал за ним в последнее время странностей? Я имею в виду, не проявлялась ли нездоровая страсть к мертвечине? Может, он заделался некрофилом?

— Да что вы взъелись? — Василий аккуратно снял со стола мусорные корзины и поставил у стены. — Трупом больше, трупом меньше. К тому же я сам намерен заниматься этим убийством. Вам-то чего волноваться?