Ирина Левит - Занавес, господа!

— Потоцкий уже заплатил вам деньги? — поинтересовалась я.

— Нет. Мы собирались подписать договор еще полмесяца назад. Но потом он попросил подождать. А на прошлой неделе позвонил и сказал, что придет в нынешний понедельник. Но вместо него пришла его сестра.

— Кто?! — вырвалось у меня.

— Его сестра, — повторил Павел Ильич. — И забрала дискету с текстом рукописи. Она сказала, что ее брат срочно уехал в выходные дни, поэтому не мог нам перезвонить и сообщить, что решил доработать некоторые места. Я еще, помнится, ответил, что не было смысла утруждаться и к нам приезжать, господин Потоцкий мог бы принести нам потом новую дискету с уже доработанным текстом. Слава Богу, сейчас все делается не на пишущей машинке, а на компьютере. Но эта женщина сказала, что ее брат просил вернуть нынешний вариант.

— И вы вернули?

— Вернул. Но здесь нет ничего предосудительного. Это не наша интеллектуальная собственность, и автор вправе… Кроме того, Потоцкий, вероятно, побоялся, что мы можем потом перепутать варианты Хотя мы бы ничего не перепутали.

— Кстати, а как выглядела эта сестра? — Я видела сестру Глеба первый и последний раз вчера, на похоронах. Высокая сухощавая женщина лет тридцати трех с короткими светлыми волосами.

— О, пожалуйста, — с готовностью откликнулся Кудесников. — Она вполне приличная дама. Невысокая такая, пухленькая брюнетка с… — Он изобразил пальцами витиеватую фигуру над своей уже местами проблескивающей головой, — … довольно пышной прической. Лет ей, наверное, за сорок, но вообще-то довольно неопределенного возраста. Это, наверное, потому, что на ней были темные очки. Она еще сказала, что у нее болят глаза. Но она ничего не сказала о смерти своего брата. Ни словом не обмолвилась! Я впервые это слышу от вас. — Павел Ильич вдруг насторожился. — А вы мне правду говорите? Потоцкий действительно умер?

— Вообще-то в прессе сообщения были, — заметила я.

Кудесников вздохнул.

— Я, видите ли, все больше книгами интересуюсь. И по службе, и… по душевному влечению. Извещения о смерти вне сферы моих интересов.

Он снова вздохнул, его лучезарное настроение улетучилось, но я не заметила, чтобы он чего-нибудь испугался. Скорее, я навеяла на него скорбные мысли, что жизнь сложнее и печальнее книг.

— А вы случайно документы у этой дамы не проверили?

— Что? Не-ет… — Вот тут Кудесников и впрямь испугался. Это была его явная профессиональная осечка, о которой он сообразил слишком поздно. — У меня даже сомнения не возникло! Честное слово! Она знала содержание книги, мы даже немного об этом поговорили. Она еще назвала телефон Потоцкого, уточнила, правильно ли он у меня записан. А самое главное — она принесла от господина Потоцкого записку с соответствующей просьбой.

— А вы знаете почерк Потоцкого?

Кудесников аж с лица сошел. Вторая профессиональная ошибка была уже явным перебором для начальника издательского отдела фирмы "Акрис".

— Боже мой, вы правы! Я видел только текст, набранный на компьютере… Как же я не сообразил!

— Да вы не волнуйтесь так, — попыталась я его утешить, но он неожиданно быстро утешил себя сам.

— В конце концов, если представить худшее, то есть попытку некоего человека присвоить рукопись, то у нас есть соответствующий документ о передаче нам этой рукописи. Таким образом кража просто невозможна. А вы полагаете, могут возникнуть осложнения?

Я пропустила его вопрос мимо ушей и в очередной раз задала свой:

— Следовательно, текста рукописи у вас больше нет?

— Ах, так вас это волнует?! — Кудесников вновь разулыбался. — Ну, что вы, у нас ничего не исчезает. Конечно же, текст есть. Мы сразу все заносим в головной компьютер, так что дискета — это всего лишь копия. Таких мы можем сделать сотни.

Тут уже улыбка расцвела на моем лице.

— Замечательно! Тогда это снимает все проблемы. И даже более того… — проворковала я почти интимно, — … многое проясняет.

Из глаз Павла Ильича потек мед.

— Вам сделать копию?

— Буду крайне признательна. Я готова оплатить стоимость дискеты.

— Ну что вы, какие мелочи! — с укоризной покачал головой Кудесников и исчез из кабинета, чтобы через несколько минут вернуться с дискетой и, конечно же, улыбкой.

На прощание я попросила Павла Ильича перезвонить мне, если кто-то еще поинтересуется творением Глеба. Он обещал всенепременнейше, и у меня не было основания усомниться, что он сделает именно так. Единственное, что я никак не могла уразуметь: почему Кудесников не поинтересовался, отчего частный детектив занимается творением умершего автора, ведь я не сказала, что Потоцкого убили? Впрочем, все могло объясняться довольно просто. Истории со смертями вне сферы его интересов.

Я поступил очень умно, отключив вечером телефон. Благодаря этому я проснулся утром потому, что выспался, а не потому, что меня разбудили. А разбудили бы непременно, поскольку стоило мне телефон включить, как раздался звонок, и я услышал потрескивающий голос Марата Грумина.

— Ты почему не отзываешься? — спросил он так, словно я по-прежнему состоял на службе в его ведомстве.

— Спал, — нагло заявил я, зримо представив вечно красные глаза Марата.

— Везет же некоторым, — с завистью сказал он и добавил досадливо: — А я даже когда в отпуске, ложусь черт-те когда и встаю ни свет ни заря. Уж тысячу раз себя проклинал, а все то же — не высыпаюсь. Да, кстати, что я тебе звоню. Мы достали-таки вчера Поспелова по телефону. Оказывается, после поминок они всей своей компанией к Кавешниковым отправились. Вот ведь как жизнь закручивается: кто-то из них отправил Потоцкого на тот свет, а теперь вместе со всеми поминает. Если, конечно, это не Струев, который у нас в это время сидел. В общем, Поспелов, как мы и ожидали, божится, что ключи никому, кроме самого Кавешникова, не отдавал. Мы его, правда, чуток поприжали… — Марат хохотнул, это сильно смахивало на позвякивание жестяных банок. — … по телефону, ясное дело, и он кое в чем раскололся. Сказал, что, когда в воскресенье днем пришел к Потоцкому, тот не просто болел, а имел побитую физиономию.

— Интересно, а Потоцкий сказал Поспелову, где это его так?

— Да вроде… Дескать, в субботу поздно вечером вышел в ночную булочную хлеб купить — заметь, не на машине Кавешниковых был, а ногами протопал, — а к нему двое пацанов подвалили, деньги стали просить. И пошло-поехало. Потоцкий, якобы, сказал, что еще хорошо отделался — из булочной двое мужиков вышли, и пацаны быстренько слиняли. И еще Потоцкий просил, чтобы Поспелов никому об этом ни слова. Неловко ему, видишь ли, что от сопляков по морде получил. Как ты думаешь, врал или нет?

— Кто — Потоцкий? Врал, конечно.

— Да нет, я о Поспелове.