Ирина Левит - Занавес, господа!

— А кто его знает. Они ведь все друг друга покрывают. Хотя, может, как Потоцкий Поспелову рассказал, так Поспелов тебе передал. За что купил, за то продал. А вот что ключи никому не давал… Тут вообще-то полный туман. Ключи от машины мы с Варварой в руках не держали, но ключ от гаража, тот, который запасной, нам Вера Аркадьевна сама дала. Вторые ключи — и от гаража и от машины — как утверждают Кавешниковы, лежали в автомобильной сумке. А третьих ключей нет. Допустим, в то воскресенье ключи Струеву дал Поспелов, но на следующий день он вернул их Кавешникову. Спрашивается: как Струев в нынешний понедельник в гараж проник и машину завел?

— Это да, это большой фокус. Конечно, есть умельцы, которые машину и без ключа спокойно заведут. Но Струев, я так думаю, если и умелец, то явно не по этой части. Да и в гараж… он что, через стену просочился? В общем, сплошная морока, — мрачно изрек Марат и вдруг опомнился: — А я ведь тебе главным образом зачем звоню? Чтобы предупредить: Поспелову почему-то очень понадобился твой домашний телефон. Я дал. Ты не против?

— На здоровье! — Хотя вряд ли телефонный номер мог принести здоровье, разве что я был бы каким-нибудь врачом-кудесником. — Это по крайней мере интригует.

Меня бы гораздо больше интриговало, если бы в данном случае на месте Кости оказалась Валерия. Не то, чтобы я имел на нее виды, но… она чем-то притягивала. И отталкивала тоже. А такое сочетание кисло-сладкого по крайней мере интересно.

Варвара называет меня бабником, но она знает, что не совсем права. Я вовсе не бегаю за каждой юбкой, но и от юбок не бегаю тоже. Я просто люблю женщин, причем очень часто совершенно платонически. Женщины — это яркие цветы на сером мужском асфальте, правда, порой ядовитые. Не буду скромничать: женщины меня тоже любят. Как садовника, который эти цветы поливает, подкармливает и… иногда срывает. По большому счету мне все равно: блондинки или брюнетки, маленькие или высокие, я даже к женской красоте отношусь не столь трепетно, как иные мои собратья. Самая дивная красавица для меня ничто, если у нее пустая голова. Но самое главное — чтобы у нее была "изюминка". Что это такое, я объяснить не могу, да и не пытаюсь. Так же как не пытаюсь объяснить, почему в свои тридцать лет я не женат. Это дело случая (о котором я не хочу даже вспоминать), переросшего в привычку. Так вот, что касается Валерии, то "изюминка" в ней, безусловно, есть. Только я еще не понял: хочу ли я ее раскусить и позволят ли мне это сделать.

Обо всем этом я думал, распрощавшись с Маратом и принявшись варить кофе. Кофейная пена начала уже подниматься, изготовившись перелиться через край кофейника, когда вновь раздался телефонный звонок. Я взял трубку и услышал голос, который заставил меня поверить, что телепатия, вполне возможно, вовсе не выдумка.

— Здравствуйте, Игорь. Это Валерия.

— О! — воскликнул я, и это "о!" она могла истолковать как ей хочется.

Она, вероятно, истолковала это как нечто неопределенное, потому что вдруг начала оправдываться:

— Извините, что звоню домой. Я звонила вам на работу, но мне сказали, что вас нет и неизвестно, когда вы появитесь. А домашний телефон не дали, сейчас нигде не дают домашних телефонов. Я пыталась найти Варвару, но не нашла. Тогда я позвонила Косте Поспелову, и он узнал ваш номер в милиции.

— Вы прямо детектив! — сказал я.

На другом конце провода повисла пауза, вероятно, Валерия прикидывала, как воспринимать ей эти слова: в качестве комплимента или издевки? Она, похоже, предпочла нечто среднее — как простую констатацию несуществующего факта.

— Мне очень нужно вас увидеть! Очень!

Она явно волновалась, что я заметил за ней впервые, и даже не пыталась это скрыть, что для меня было просто удивительным. Мало того, в ее тоне явно сквозили интимные нотки, эдакое придыхание, во что я просто отказывался верить.

— Когда и где?

Я бы предпочел вечером у себя дома. Но высшие силы не захотели помогать мне на сто процентов, они решили ограничиться пятьюдесятью.

— Сейчас у вас дома.

Я посмотрел на часы: было пол-одиннадцатого. Забавное время для свидания, если оно, разумеется, не началось с вечера.

— Жду, — сказал я и продиктовал адрес.

Похоже, Валерия приехала на такси. На общественном транспорте, по моим прикидкам, она добиралась бы в два раза дольше. Если женщина, которая любит очень хорошо одеться и при этом работает в театре, где получает не очень хорошую зарплату, тратится на такси, то это кое-что да значит.

По поводу любви к хорошей одежде я мог бы сказать снова, когда Валерия появилась на моем пороге. На ней было платье из тонкого крепа нежно-персикового цвета, которое не только шло ей к лицу и вообще к фигуре, но и конкретно к ногам: с левого бока до середины бедра, даже чуть выше, струился разрез. Именно струился, потому что это была не нарочитая прореха, как у многих, а изящная змейка, создаваемая колыханием ткани и обнажающая нежную кожу длинной ноги. Истинный ценитель элегантности и женских прелестей наверняка бы заметил также вырез на груди: не банальное декольте до пупа, а опять же тонкий ручеек, обтекающий изящную шею и ускользающий в неведомые глубины.

Валерия была красива, взволнованна и печальна. Одним словом, слишком соблазнительна, чтобы приходить на свидание в разгар рабочего дня.

Я взял ее под локоть, препроводил в комнату и предоставил право самой решать, куда ей удобнее опустить свое изысканное тело: в одно из двух кресел, разделенных журнальным столиком (так сказать, официальный вариант), либо на диван (это был бы уже вариант, рождающий фантазии). Конечно, она могла бы сесть на один из стульев около стола, но тогда я бы и вовсе не знал, что подумать.

Валерия выбрала диван. Я присел рядом, но на некотором расстоянии (надо все же соблюдать правила приличия) и уставился на нее. Обзор был очень неплох: я видел ускользающий вниз разрез на груди, устремляющийся вверх разрез на подоле и втайне надеялся, что они соединятся.

— У меня большая проблема, — произнесла она со смесью печали и нежности. — Я не могу рассказать о ней никому, даже Варваре. Я надеюсь только на тебя.

От ее "ты" по моим ушам расплылся сладкий сироп. Она еще ни разу не говорила мне "ты". Она вообще ни разу не говорила со мной столь проникновенно. Если, разумеется, произнесенную ею короткую фразу можно уже назвать разговором.

— Я весь внимание, — сказал я тоном, вполне соответствующим ее зачину.

— Но сначала я хочу спросить. — Взор Валерии припал к моему лицу, словно губы в долгом поцелуе. — Вы все считаете, что Глеба убил мужчина?

— Ну от чего же! — Я ответил ей столь же проникновенным взором, с которым, вероятно, не слишком хорошо сочеталась легкая полуирония в голосе. — Варвара, например, думает, что это фантом с Луны.