Ирина Левит - Занавес, господа!

Наверное, на моем лице отразилось нечто такое, что заставило Валерию вырвать свою руку из моей ладони, но лишь для того, чтобы судорожно вцепиться в нее своими пальцами.

— Это знать будешь только ты! Только! Потому что если узнают другие… — Она посмотрела на меня с такой страстной мольбой, что мне захотелось… Впрочем, мои желания были совершенно неуместны. — Это было еще до романа Глеба с Ольгой. И все прошло, уверяю тебя! Все совершенно прошло! Но… У меня в тот день было плохое настроение. В конце концов, у всех у нас бывает плохое настроение. После того как мы расстались полтора года назад, я к Глебу ни разу не заходила, и вот зашла, а у него дома ничего не изменилось. Кроме одного… На столе у него стояла фотография Ольги. Моей фотографии он никогда даже не имел… Я думала, возьму пьесу и уйду. А он вдруг завел разговоры, как я живу, как настроение и тому подобное… Я ответила, что все нормально. Тогда он спросил, не обижена ли я на него? Я, конечно, сразу поняла, о чем он, и сказала, что вовсе нет, что все в прошлом и к лучшему. Но, честное слово, меня почему-то этот разговор сильно задел. В конце концов, это дурная манера — ворошить прошлое. И тут Глеб говорит: "Раз все в прошлом, то я хочу, чтобы ты оценила", — и вытаскивает коробочку, а в ней кольцо. Такое красивое кольцо с кораллом. Он купил его Ольге, а меня попросил примерить и оценить, понравится ли оно Ольге. Он так и сказал: "Если тебе понравится, значит, Ольга будет рада". И принялся к тому же живописать, как он искал и выбирал это кольцо. А потом взял и… надел его мне на палец. И тут не знаю, что со мной произошло, но я взорвалась! Это получилось отвратительно, я понимаю. Я так страшно накричала на Глеба! Я стояла уже в прихожей и не могла остановиться. Даже сгоряча выпалила, что его убить мало! Представляешь?

Я не представлял. Разрази меня гром, но я не представлял Валерию в истерике. Тем более, устраивающую бурную сцену бывшему любовнику. Окатить его ледяной водой она еще бы могла. Но обдать жаром… И тут я спросил на первый взгляд совершенно некстати:

— У Потоцкого на столе стояла такая же фотография, что висит у Ольги в комнате?

Валерия явно ожидала от меня другой реакции — ее недоуменной взор свидетельствовал именно об этом.

— Не помню.

Вполне вероятно, она действительно не помнила. Но я помнил опись всего более-менее существенного, что находилось в доме Потоцкого. Ее составлял дотошный Марат, и если он включил в нее лежащий на столе ежедневник, то и стоящую на этом же столе фотографию Ольги Кавешниковой явно бы не упустил. Но фотография в описи вообще не значилась, хотя значился фотоальбом в шкафу и кольцо, кстати, тоже. Но про кольцо было написано без прикрас — как и подобает в протоколе без заключения экспертизы: кольцо из желтого металла с бледно-розовой вставкой. И еще я вспомнил, как выглядела Ольга на фотографии в ее доме: крупное лицо, густые волосы, широко поставленные большие глаза — лицо могучего Сергея Павловича в женском варианте.

— А ведь Ольга похожа на отца, — сказал я.

Валерия с прежним недоумением, но уже и с укоризной покачала головой.

— Причем здесь это?

— А при том, что женщина она, наверное, крупная.

— Боже мой! — в сердцах воскликнула Валерия. — О чем ты говоришь?! Ну неужели это сейчас имеет хоть какое-то значение?!

Я взял ее изящную руку, положил себе на ладонь — тонкие длинные пальцы напряженно дрогнули.

— У тебя размер пальцев максимум шестнадцатый с половиной, — произнес я почти нежно. — А у Ольги, судя по всему, не меньше чем восемнадцатый. Ее кольцо с тебя просто бы слетело.

Валерия отдернула руку, словно моя ладонь вмиг превратилась в раскаленную сковородку.

— Слетело! Не слетело! Да я что, его носила?! Я его толком и не примеряла! Я даже не помню, может, я его просто отшвырнула! — Она вдруг обхватила мою шею, рухнула лицом в мое плечо и зашептала с отчаянием: — Игорь, меня давно не интересует Глеб как мужчина. Я вообще не понимаю, зачем я в свое время с ним связалась. Это прошлое, это неважно. Но теперь я попала в скверную историю. — Валерия вскинула голову, посмотрела на меня умоляюще, но это было лишь мгновение, после которого я снова мог лицезреть лишь ее затылок и ощущать губами легкое прикосновение ее волос. — Ведь кто-то мог видеть, как я заходила в квартиру Глеба! Кто-то мог слышать, как я в прихожей устроила эту омерзительную сцену!

Я успокаивающе провел ладонью по ее спине — гибкой, на удивление мягкой и прохладной.

— Кто-нибудь видел тебя в тот день с Потоцким?

Она вновь вскинула голову, но объятия не ослабила.

— Нет, точно — нет.

— А разве он не открывал тебе дверь подъезда? У него же подъезд закрывается.

— Там кодовый замок, уже года два. Простые числа — сто пятьдесят. Я помнила код.

Я не могу запретить женщине броситься мне на грудь. Но я очень не люблю, когда мне бросаются на грудь и при этом держат фигу в кармане. А потому я аккуратно, но вполне решительно отцепил руки Валерии от своей шеи, посмотрел ей прямо в глаза и сказал как можно проникновеннее:

— Я понимаю, дорогая, что произвожу на тебя впечатление жеребца, готового в любую минуту радостно заржать и начать бить копытом. Но, право же, мне никогда не хотелось производить именно такое впечатление. Более того, я по жизни вовсе не такой.

— Игорь! Что ты!.. — воскликнула она с достаточной пылкостью, но я это не оценил.

— Мало того что ты, с твоим умом, ошиблась во мне, ты еще ошиблась и в себе. Нельзя, милая, хотеть сразу двух вещей: заставить поверить, что ты — подозрительная личность, и пытаться убедить, что это вовсе не так. Но коли ты решила совместить несовместимое, то постарайся объяснить: для чего тебе это надо?

Валерия отпрянула, словно я не слова произнес, а удар в лицо ей нанес, чуть вытянутые к вискам глаза сделались круглыми, а губы разомкнулись, открывая путь рвущимся наружу словам. Но я перекрыл готовый обрушиться на меня поток еще до того, как упала первая капля, — я просто закрыл ее рот ладонью. Валерия дернулась, но я, прижав палец к своим губам, произнес:

— Не надо нервничать. И не надо ничего говорить. Все, что ты скажешь, будет неправдой. Глеб не предлагал тебе примерить кольцо. Во-первых, потому, что оно на тебе просто бы болталось, так что никакого вида. А, во-вторых, потому, что это было бы большим хамством со стороны бывшего возлюбленного, а Потоцкий известен как интеллигентный человек. Точно так же ты известна как очень гордая женщина. И потому ты не то, что под настроение, а и под дулом пистолета никогда не стала бы устраивать сцены бывшему любовнику. Да и не был Потоцкий никогда твоим любовником. Тут ты уж перебрала совершенно. Если бы он им был, ты, с твоим самолюбием, никогда бы не стала поддерживать дружбу с его невестой, а тем более с ним самим. А самое занятное, что тебя вообще у Глеба не было. Почему я так решил? А очень просто.