Ирина Левит - Занавес, господа!

— Чувства! — фыркнула Валентина и стала сильно деловой. — Значит так, Погребецкий. Если ваш Потоцкий действительно получил деньги от англичан, то они либо есть, либо их нет, а если денег нет, вот вы и разбирайтесь, куда они делись. Найдете деньги, найдете и убийцу. Но! — упредила она мои возможные возражения, хотя я ничего подобного не собирался делать. — Это еще не все. От англичан Потоцкий деньги мог почти наверняка получить только через банк. Вряд ли они ему их в конвертике сунули. А если через банк, то, скорее всего, через наш родной Внешторгбанк. А там… — Валентина многозначительно ухмыльнулась. — … есть у меня каналы, по ним все разузнаю. Только учти, Погребецкий! — Лицо главбуха посуровело. — Не вздумай хоть намекнуть где-нибудь, откуда и как информацию получил. Сам знаешь, клиентские счета — вещь сугубо конфиденциальная, и я не хочу, чтобы людей, с которыми у меня хорошие отношения, вышибли из банка без выходного пособия. Ты понял?

— Валюша! — нежно произнес я. — В любом банке есть утечка информации.

— Меня не интересует любой! — рявкнула Валентина. — Меня интересует мой родной, где у меня все тип-топ.

— Клянусь молчать под угрозой смерти!

— Смотри у меня. — И тут же скомандовала нам с Кузьмичем: — Выметайтесь оба! Я поехала в банк.

Время ожидания Валентины я потратил на то, чтобы создать видимость, будто не зря именно меня Гена назначил исполнять обязанности директора. Я внял жалобам охранника Бори на жару, посоветовав обратиться с этой бедой не к руководству детективного агентства, а в канцелярию матушки-природы. Я пресек намеки секретарши Людочки, дескать, ей тоже хочется в отпуск, напомнив, что она уже хотела этого весной и в полной мере удовлетворила сие желание. Я попытался вникнуть, хотя и без особого успеха, в объяснения Славика, каким образом необходимо модернизировать его компьютер, порекомендовав дождаться лучших времен, а именно — возвращения Кирпичникова.

Наконец, я выслушал подробный и занудный доклад еще одного нашего детектива Володи, который изложил мне результаты своей работы по поиску сукиного сына, систематически кравшего деньги у сотрудников одной весьма процветающей фирмы. Тщательная работа в течение недели увенчалась для фирмы ошеломляющим итогом: сукиным сыном оказалась сукина дочь, да еще какая — главный бухгалтер! Володя все это изложил с массой подчас совершенно лишних деталей и подробностей своим бесцветным, монотонным голосом, хотя вполне мог вставить по меньшей мере парочку восклицаний. Директор фирмы, который заплатил нам, не торгуясь, весьма приличную сумму, явно содержал главбуха в сытости, однако, поди ж ты, воровала деньги из кошельков сослуживцев! Я решил, что, когда Валентина разорется на меня в очередной раз, обязательно расскажу ей эту историю — уем ее корпоративную гордость.

По-видимому, дар телепатии решил еще раз снизойти до меня в этот день, потому что стоило мне подумать о будущей мести Валентине, как она ворвалась в мой кабинет с видом разгоряченного бегуна, разорвавшего финишную ленточку.

— Значит так. Есть у Потоцкого валютный счет. Недавно он получил на него шесть тысяч девятьсот долларов и на следующий день снял семьсот долларов.

— У Потоцкого дома эти деньги лежали в отдельном конверте, — сказал я.

— Все равно! — уперлась Валентина, непонятно что имея в виду. — И вообще, даже если я не права, скажи спасибо: я тебя и твоих милицейских дружков избавила от лишних разбирательств.

Я подошел к ней и от всей души поцеловал в щеку.

— Ну вот еще… — пробурчала избавительница, однако же вполне удовлетворенно.

Итак, проблема денег отпала. По крайней мере, никто на деньги Потоцкого не покушался. Пока это выглядело так. Осталась обозначенная Кузьмичем проблема чувств. В отличие от денег, которые имели конкретный вид, номинал и количество, чувства просматривались расплывчато и туманно. Но я сосредоточился и… углядел то, о чем и не думал. Я углядел не клубок эмоций, а связку ключей — от гаража и машины Кавешниковых.

Когда любезный издатель фирмы "Акрис" Павел Ильич Кудесников вручил мне дискету с рукописью Глеба, он не знал, что на самом деле вручает мне бомбу. Правда, предназначенную вовсе не для меня.

Если бы я читала опус Потоцкого как обычную книгу, он бы мне, наверное, понравился. Опять же в предисловии сообщалось, что все изложенное здесь — чистая правда, лишь фамилии и имена вымышленные. А читать чистую правду занятно. Однако я читала книгу пусть по диагонали, но с монитора компьютера, и притомилась изрядно. Тем паче, что мне все это надо было проглотить как можно быстрее. И я проглотила. Почти все. Потому что самое нужное оказалось по закону подлости в самом конце. Последняя глава называлась до противного мелодраматично — "Жуткая тайна". И когда я ее прочитала, то впала в жуткую ярость.

Погребецкий бы сказал, что я как всегда завожусь с пол-оборота. Пусть так. Но если вообразить, что на такое изощренное коварство, на такое изобретательное мошенничество способен такой человек, то обо всех остальных и говорить нечего. Они могли пристукнуть Потоцкого каждый по отдельности и все скопом.

— Где ваш парик и черные очки для больных глаз? — потребовала я с порога. Во мне все кипело, это нельзя было не заметить, но она сделала вид, что ничего не замечает.

— О чем вы, Варечка? — Елена Витальевна Витимова смотрела на меня своими ясными голубыми глазками. Сама невинность! Правильно говорят некоторые, что ее как актрису недооценивают.

Не дожидаясь приглашения, я решительно прошла в комнату и плюхнулась в кресло. Елена Витальевна безропотно просеменила за мной и аккуратно умастилась на краешке стула.

— Я в самом деле не понимаю: какой парик, какие очки?… — начала она, но я тут же перебила ее лепет.

Я четко и ясно, как диктор, читающий сводку официальных сообщений, рассказала Елене Витальевне о ее визите в фирму "Акрис". Она выслушала меня с неподдельным вниманием (наверное, эту неподдельность долго репетировала перед зеркалом), а затем подчеркнуто вежливо поинтересовалась:

— Почему вы, Варечка, решили, что эта женщина и я — одно лицо?

Она неправильно отрепетировала свою роль. Актриса она, конечно, хоть куда, а режиссер — так себе. Выражение "Эта женщина и я — одно лицо" годилось для милицейского протокола, но никак не для обычного лексикона героев любовных сериалов, к которому так тяготела Елена Витальевна. Да и хладнокровие такое мог проявить кто угодно, но только не она. Она должна была замахать руками, заохать, заахать… В общем, зайтись в эмоциях, но только не вести себя, словно на дипломатическом приеме.

— Лицо — разное. Человек — один, — сказала я жестко. — И это легко доказать. Объясняю подробно. Каким-то образом вам удалось прочитать то, что не читал никто из нашей с вами общей компании. Как это вам удалось — неважно. Важно другое. Вы прочитали главу, которая называется "Жуткая тайна". Вам напомнить, о чем она, или не стоит? — Я испытующе воззрилась на Елену Витальевну, но та лишь захлопала ресницами, не произнеся ни слова. — Хорошо. Напомню. Как говорится, извольте прослушать краткое содержание. В столичном городе жила-была актриса. Однажды она познакомилась со студентом университета, который был моложе ее на несколько лет. И у них случился роман. Отнюдь не невинный, потому что, когда они расстались, актриса очень быстро поняла, что она беременна. Своему бывшему возлюбленному она не сказала ни слова, а ребенка, мальчика, родила. Довольно скоро актриса уехала из города столичного в город сибирский, где познакомилась с другой актрисой, довольно известной, став ее лучшей подругой. Описание дружбы опускаю, равно как и размышления о творческой судьбе нашей героини, которой волей обстоятельств пришлось довольствоваться ролью тени при своей сверкающей наперснице. Подчеркну лишь, что, по мнению автора, довольствовалась она этим очень благородно. Самое интригующее начинается дальше. Однажды героиня обнаружила, что в доме подруги появились новые приятели — муж с женой. Потоцкий их называет литературными работниками. Каково же было потрясение героини, когда она узнала в чужом муже ни о чем не подозревающего отца собственного ребенка. Ну а дальше идут психологически тонкие описания, как героиня мучилась этим обстоятельством, как решала, что предпринять — рассказать все подруге, порвать с милой ее сердцу компанией или сделать вид, что ничего не случилось. Она выбрала последнее, сохранив в себе эту жуткую тайну.