Ирина Левит - Занавес, господа!

Да, практически никто не мог похвалиться, что общался с Кохановским напрямую, и даже смерть ему была уготована такая, что прощальные слова люди адресовали не человеку, пусть и мертвому, а плотно закрытому гробу.

Совков действительно не был любопытным и он никогда не стремился к чужим могилам. Но сейчас он не мог пройти мимо. Он был тем редким счастливцем, которому повезло однажды увидеть Георгия Александровича вблизи, говорить с ним и быть им выслушанным.

Когда это случилось? Да, ровно девять лет назад, второго августа 1991 года. Именно тогда в первый и последний раз Совков пропустил день свидания с матерью.

— Олег Валерьянович? Рад, искренне рад!

Пилястров стоял у входа и улыбался. На вид ему было лет тридцать, и вид этот был очень и очень впечатляющий — такой вычищенный, выглаженный, почти отполированный. Аккуратная стрижка — волосок к волоску, серый костюм — без единого излома, галстук — темно-бордовый со светлыми полосками. Смотреть на Пилястрова было приятно. И — завидно.

Конечно, Совков позавидовал не прическе — хотя у самого она давно превратилась в основательно прореженную поросль. И не костюму — свой, тоже серый, доживал век молодящегося пенсионера. И, разумеется, не галстуку — собственный, хоть и вполне приличный, еще помнил расцвет ныне умершей ГДР. Совков позавидовал возрасту. Не зло позавидовал, не по черному, а так, как завидуют старики сильным своей молодостью юношам. Хотя стариком Совков не был. 52 года — разве это конец жизни?

Но он подумал: какое славное время! Тридцатилетний человек — уже такой большой человек! А в свои тридцать лет сам он был никем, который, может, и станет всем, а, скорее всего, не станет. Он был лаборантом кафедры в электротехническом институте — застоявшимся кандидатом в аспиранты. Впрочем, именно в тридцать лет он принял очень серьезное решение — ушел с кафедры, и его укоряли, что он слишком быстро хочет получить от жизни все.

— И я рад! Искренне рад! — воскликнул Совков, и это было правдой.

Он был рад, что за ним прислали машину (никогда за ним никто не присылал машин), что встречали его у самого порога (это даже вообразить было невозможно), а главное — что наконец-то состоялась сама эта встреча. Вот он, Сергей Борисович Пилястров, такой молодой и симпатичный, такой вежливый и внимательный, очень большой человек в очень большой компании, вот он весь, как есть, — знак негаданной удачи.

Олег Валерьянович посмотрел на часы — на свои красивые импортные часы, которые были тоже негаданным подарком очень большого человека. Часы показывали без пятнадцати двенадцать. Совков никогда не опаздывал на встречи — ему вполне хватало того, что он опаздывал в жизни. Но Совков всегда боялся опоздать, и сегодня особенно. Сегодня, в 12 часов, Сергей Борисович Пилястров должен был привести Олега Валерьяновича к президенту знаменитой компании "Консиб" Георгию Александровичу Кохановскому — человеку, который лично почти никогда никого не принимал, но Совкова принять обещал. Удивительная удача!

Перед выходом из дома жена Лида долго оглаживала его пиджак и поправляла галстук (ей все казалось, что плечи пиджака слегка заминаются, а узел галстука съезжает на бок), потом взяла Олега Валерьяновича под локоть и перекрестила. Совков сильно удивился — отродясь в его семье бога никто не вспоминал. "Да так уж, на всякий случай", — сказала Лида, и Совков подумал, что на такой случай можно и бога вспомнить.

Пилястров тоже взял его под локоть, но крестить, разумеется, не стал, а, распахнув тяжелую входную дверь, завел Олега Валерьяновича в просторный и прохладный вестибюль. Совков не любил чужие вестибюли — в них его чаще всего поджидали старушки-вахтерши, которые почему-то именно на нем с особым рвением проявляли свои служебные обязанности. Вот и сейчас он почти инстинктивно напрягся, ожидая требовательного окрика, в лучшем случае — подозрительного вопроса, но вместо этого услышал вежливое "Здравствуйте", которое произнесли двое молодых мужчин с приятными лицами и широкими плечами.

— Здравствуйте, — с облегчением сказал Совков, ощущая локтем спасительное присутствие Пилястрова.

Мужчины почтительно расступились, и Олег Валерьянович, все так же ведомый своим благодетелем, устремился по широкой лестнице на второй этаж. Совков никогда не был придирчив к деталям, особенно бытовым, но сейчас он поймал себя на том, что присматривается к мелочам. Впрочем, какие уж тут мелочи!

Мелочью была вазочка с неизменным букетиком засушенных цветов на столе Светочки — ее стол стоял впритык к столу Олега Валерьяновича, зажатый еще двумя столами других сотрудников их отдела. Мелочью был старый, засаленный, на крутящейся ножке стул Андрея Викторовича — завотделом сидел на нем уже лет двадцать пять, свято оберегая предмет своего удобства от периодической смены мебели. Мелочью был узкий, удивительно быстро продавившийся диван — он явно всем мешал в тесной отдельной комнате, но его все любили, потому что он придавал уют. Мелочью было все то, чем занимался научно-исследовательский институт, где работал Совков, и чей внешний антураж вполне соответствовал делам.

Но здесь, в компании "Консиб", в этом свежем творении новой экономики, все было по-другому.

Кремового цвета стены, украшенные настоящими картинами. Матовые, темного цвета двери с золотистыми ручками. Небольшие холлы с глубокими, обитыми коричневым велюром креслами, изящными журнальными столиками и напольными вазами с диковинными живыми растениями. Окна, словно пена, окутывали искусно драпированные прозрачно-золотистые шторы, а пол был устлан толстым паласом. Этот палас поглощал звуки шагов, отчего казалось, что люди по нему не идут, а как бы плывут. Особенно это относилось к женщинам — красивым, элегантным, на высоких каблуках. Совков сразу понял, что в солидной организации все на уровне — и дела, и обстановка, и облик дам.

Эта дама была особенной — с фигурой, похожей на лиану, с густыми волосами, отливающими медью, с большими глазами, напоминающими два каштана, и голосом, созвучным виолончели. Она выплыла из глубины коридора и остановилась рядом с Совковым и Пилястровым, обдав их едва уловимым ароматом терпких духов. Ее вишневые губы — под тон облегающего вишневого платья — дрогнули и превратились в улыбку.

— О! — обрадовалась она. — А я как раз вас, Сергей Борисович, ищу.

Улыбка досталась не только Пилястрову, но и Совкову, и Олег Валерьянович улыбнулся в ответ — какая женщина!

— Что, пора? — спросил Пилястров.

— Чуть позже. Я дам вам знать, — последовал ответ, и Сергей Борисович, взглянув на Совкова, развел руками:

— К сожалению, придется подождать.