Ирина Левит - Занавес, господа!

— Мне очень неловко, Олег, но вам придется еще годик подождать с аспирантурой. Конечно, у вас есть наработки, я это ценю, но вы же умный человек, вы понимаете, что сегодня к молодым советским ученым предъявляется такое немаловажное требование, как общественная активность…

— Но ведь я участвую во всех общественных делах… которые мне поручают, — впервые, наверное, в жизни позволил себе Олег перебить завкафедрой.

— Вот именно, которые поручают, — с некоторой укоризной произнес Косолапов. — Но сами вы инициативы не проявляете, в отличие, положим, от Димы Коровина. А ученый совет требует, я бы даже сказал, — настаивает. А, кроме того, — и это в данный момент самое главное — Коровин окончил институт с "красным" дипломом, а вы нет. Конечно, вы проработали на кафедре семь лет, а он только год, но диплом с отличием в данном случае перевесил.

Совков не стал спорить, не стал напоминать, что за эти годы в аспирантуру вместо него поступали люди с куда менее впечатляющими дипломами и куда менее выраженной общественной активностью, но всегда имеющие перед ним какой-то перевешивающий плюс. Он понял, что ему, по всей видимости, никогда не уловить эти тонкие, мало понятные изгибы научной карьеры, и он просто подал заявление на увольнение.

Реакция сослуживцев была разной. Кто-то посочувствовал, кто-то остался равнодушным, а кто-то, в основном из старшего поколения, выразился в том смысле, что нынешние молодые хотят все получить разом. Молодость Димы Коровина в данном случае оставалась как бы за скобками.

Сам Дима тоже отреагировал.

— Понимаешь, старик, — уверял он, — я тут совершенно не при чем. Хоть чем клянусь! Я даже словечка Косолапову не говорил — он сам так решил. Ну, хочешь, я пойду и скажу ему, что это место твое? Хочешь?

И он посмотрел на Олега с надеждой, которую Совков не мог разрушить. Совков сказал:

— Нет, не стоит. Я все равно присмотрел себе уже другое место.

— A-а… Ну, если ты все равно… Хотя я — пожалуйста, я готов пойти к Косолапову. — И Дима улыбнулся своей примечательной улыбкой.

В последующие пятнадцать лет Совков четыре раза менял место работы пока, наконец, не осел в научно-исследовательском институте при оборонном заводе, занимающимся электроникой. Этот НИИ был не лучше и не хуже тех, где он успел поработать, но к сорока пяти годам Олег Валерьянович понял, что его метания и мечтания пусты и бесполезны. Везде все складывалось по одному сценарию: к его разработкам проявляли внимание, но никогда — серьезного интереса, и всегда находились вполне убедительные доводы, почему в данном случае не нужно делать это, а нужно делать то. Поначалу он пытался что-то доказывать, приводил расчеты, приносил свои кустарно сделанные, но исправно действующие образцы, но всегда достигал одного результата — этот результат вполне можно было обозначить цифрой "0".

Если бы Олега Валерьяновича спросили: "Чего достиг он, человек творческий, в свои 52 года?", он бы честно ответил: "Ничего". Ибо домашние поделки, груды чертежей и в конечном итоге рухнувшие надежды никак нельзя было назвать достижениями.

В тот вечер он возвращался с дачи. Как выглядит человек, который два жарких дня горбатился на участке, потом час ехал в душной переполненной электричке, нагруженный тяжелой сумкой? Довольно непрезентабельно он выглядит — по крайней мере совсем не так, как хотелось бы в момент неожиданной встречи спустя более двадцати лет.

— Олег! Никак ты?

Совков обернулся и увидел Диму Коровина — все такого же высокого, стройного, ясноглазого, с прежней чудесной улыбкой. Вот только волосы у него стали совсем седые. Он был одет в легкий светло-бежевый костюм, с которым очень хорошо гармонировали кремового цвета рубашка и коричневый галстук с золотистыми прожилками. Совкову вдруг стало неловко. Он словно со стороны увидел свои старые дачные брюки, потрепанные сандалии, выцветшую футболку и матерчатую белую кепку, прикрывающую слипшиеся от жары волосы.

Это было первое чувство, которое он испытал. А вторым было удивление. За более чем двадцать лет с кем только он не пересекался, а вот с Димой — никогда. Он слышал, что Коровин успешно защитил кандидатскую диссертацию, потом докторскую, затем, после смерти Косолапова, стал заведовать кафедрой, однако после того памятного разговора он с Димой больше не виделся ни разу. Нет, никакой обиды Совков не держал — ни тогда, ни после. Разве Дима был виноват, что судьба распорядилась так, а не иначе, что одному, вполне достойному, повезло, а другому, тоже достойному, — нет?

Дима всегда умел всех организовать, и в данном случае Олег Валерьянович даже не заметил, как оказался за столиком летнего кафе с кружкой пива. Первые несколько минут он еще смущался своего дачного вида, своей большой потрепанной сумки, но вскоре забыл обо всем этом, увлекшись разговором. Это был разговор обо всем — о работе, о семье, о жизни… Обычная беседа людей, которые знали друг друга в молодости, и теперь вот снова свиделись в зрелости.

Олег Валерьянович и в мыслях не держал рассказывать Диме о своих творческих неудачах, но так уж получилось. Дима ведь не только умел всех организовать — он умел и разговорить.

— Н-да, старик, — покачал он головой, — печально… — Дима по-прежнему называл Совкова стариком, что звучало уже не столь забавно, как двадцать с лишним лет назад. — Я вот сейчас смотрю на молодых ребят, которые у меня на кафедре, — мало таких, каким был ты. Я бы, конечно, с удовольствием посмотрел твои наработки, но, понимаешь, за последние годы научное направление у нас поменялось… Опять же по части внедрения… Морока с этими производственниками. Как была морока, так и остается. Так что я тут тебе не ахти какой помощник.

— Да нет, я ведь совсем не к тому рассказал, — принялся оправдываться Совков, но приунывший было Коровин вдруг просиял:

— Стоп, старик, я знаю, кто тебе нужен! Ты, конечно же, слышал о компании "Консиб"?

Совков, конечно же, слышал. А кто о ней не слышал в городе? Об этой компании писали в газетах, о ней рассказывали по радио и телевидению. Ее реклама висела во всех людных местах. Детище перестройки, вариант нового экономического мышления, образец грамотного ведения дел. Конечно, были и другие высказывания — толстосумы, новоявленные капиталисты, нарост на теле трудового народа… Но если отбросить крайние суждения, почти весь город знал, что это процветающая фирма с огромными возможностями и впечатляющими перспективами.

— Самый главный человек там, — продолжал Дима, — некий Кохановский. Не человек, а фантом. Совершеннейшая тайна за семью печатями. Но, говорят, гений бизнеса. Этот гений близко к себе никого не подпускает, но его ближайший сподвижник, Сережа Пилястров, мой бывший студент. Толковый парень и сильно деловой. Я ничуть не удивился, что он в предпринимательство ринулся. Он тоже стал, конечно, довольно важный, но я могу с ним по поводу тебя переговорить. Мне он не откажет. Тем более, что этот "Консиб" производством занимается, но у всех наших ведомств в паутине не путается.