Ирина Левит - Занавес, господа!

— Никаких возражений, — сказал Аким спокойно, но твердо. — Никаких. — И добавил уже мягче: — Тем более что ваши часы, считайте, съела собака.

Белая "Волга" подвезла Совкова прямиком к дверям санаторного корпуса, и не успел он переступить порог, как тут же был перехвачен дежурной. Эта крупногабаритная женщина с громким голосом ретивого сержанта и вечным недовольством на лице с первой минуты вызывала неприятие у всех отдыхающих, и Олег Валерьянович не был исключением. Но тут она его поразила.

— Вы ведь Совков? — поинтересовалась она с почтением. — Олег Валерьянович кивнул. — Вот и чудненько, голубчик. А я вас жду. Вас велено переселить в другую комнату.

— Кто велел? Зачем? — едва ли не испугался Совков, но дежурная вдруг многозначительно повела глазами.

— Да уж кому надо, тот знает — зачем.

Кто позаботился о его переселении, Олег Валерьянович догадался сразу, едва оказавшись в своем новом жилище. Это была не стандартная комната на двоих, а двухкомнатный номер на одного с красивой мебелью, холодильником и телевизором. Укладываясь вечером в большую двухспальную кровать, Совков блаженно думал о причудливости судьбы — мог ли он ожидать, что его сегодняшняя прогулка в парке закончится именно так? А еще он думал об Акиме: кто этот, судя по всему, могущественный и богатый человек? Могущественных людей он видел — тех, у кого везде были знакомства и соответственно имелись большие возможности. Но людей откровенно богатых он не встречал никогда, хотя о них слышал, однако об этом даже не говорили — разве что поговаривали. Из долгой беседы с Акимом он так и не понял, чем занимается хозяин роскошного дома, красивого сада и белой "Волги", что позволяет ему иметь обильный стол и по меньшей мере несколько людей в услужении. Впрочем, было ли у Совкова право вдаваться в подробности? Он был деликатным человеком и никогда не отваживался ломиться в чужие двери.

Однако ночью он проснулся оттого, что кто-то ломился в его собственную дверь. Вернее, так ему показалось со сна, потому что, когда он открыл глаза, понял, что это всего лишь тихий стук.

Он открыл дверь и увидел того самого мужчину, что привез его в санаторий. У мужчины было мрачное напряженное лицо и тревожные глаза. Совков удивился и слегка испугался. Пока еще — слегка. А через несколько минут он испугался уже всерьез, потому что мужчина, пройдя в комнату и плотно закрыв дверь, сказал:

— Вам надо уезжать отсюда. Прямо сейчас. Вот ваш билет на самолет. Внизу ждет машина. Я увезу вас в аэропорт, утром улетите домой через Москву.

— Как уезжать? Зачем? У меня же путевка, у меня еще двадцать дней, — опешил Совков.

— В санатории не будет документов, что вы здесь жили. Мы уже все сделали, — успокоил мужчина, но Олег Валерьянович не успокоился. Напротив, он совсем разнервничался.

— Что вы сделали? И почему все это? У меня отпуск! У меня путевка! Я ничего не понимаю!..

— Вам надо уезжать, — повторил мужчина непреклонно, после чего покачал головой и добавил: — У Акима Георгиевича неприятности. Вы были гостем Акима Георгиевича. Люди видели, как вас сюда привезли на его машине. Люди могли видеть, как вас увозили к нему. Люди могут на вас показать. У вас тоже могут быть большие неприятности. Аким Георгиевич этого не хочет. Он хочет, чтобы вы жили спокойно.

— Какие неприятности? Вы о чем? — совсем растерялся Совков, но мужчина вновь покачал головой и сказал:

— Я жду вас в машине.

Утром Совков улетел домой. Его прекрасный отдых продлился четверо суток, из которых полночи он провел почти в царских условиях.

А через три месяца он прочитал в газете "Известия" большую статью, в которой рассказывалось о том, как по решению генерального секретаря ЦК КПСС Юрия Владимировича Андропова наши правоохранительные органы ведут борьбу с незаконной экономической деятельностью. В статье приводились несколько примеров и в том числе рассказывалось, что в Абхазии раскрыта большая группа подпольных цеховиков, руководил которыми заместитель председателя Гагринского горисполкома Аким Георгиевич Габуния.

Кофе, приготовленный Вероникой, был отменным. Олег Валерьянович давно такой не пил, а, может, ему это только так казалось — в соответствии с внутренним настроем. Ему все здесь казалось удивительным, необыкновенным, почти сказочным. Он посмотрел на часы — красивый подарок Акима, о котором он больше никогда не слышал. Часы показывали 15.00.

Пилястров тоже посмотрел на часы, потом перевел взгляд на Веронику, та в свою очередь глянула на телефон и едва заметно повела плечами.

— Уж вы извините, — сказал Сергей Борисович, обращаясь к Совкову. — Я вас на немного покину. Вы не против?

— Что вы, что вы! — с готовностью откликнулся Совков. — Я подожду.

Он ждал уже три часа, но что это значило по сравнению с ожиданием, длиною почти во всю жизнь?

— Может, желаете журнал почитать? — предложила Вероника. — Или еще чашечку кофе?

Она вышла из-за стола и подошла к Совкову. Он почти инстинктивно вскочил с кресла, потерял на мгновение равновесие, качнулся вперед, и его руки скользнули по плечам Вероники.

— Извините, — пробормотал он, почувствовав, как его щекам стало горячо.

— Ну что вы… — произнесла Вероника с улыбкой и посмотрела ему прямо в глаза. Ее улыбка была ласковой и успокаивающей, а взгляд теплым и обволакивающим. Такую улыбку и такой взгляд ему однажды подарила…

Он никогда и никому об этом не рассказывал. Он смущался от одних только воспоминаний. Хотя, по большому счету, это было смущение не от греха, а от нелепости грешных помыслов.

Совкову было тридцать два, а Лиде двадцать восемь, когда они поженились. Они жили на одной лестничной площадке, и свела их не романтическая влюбленность, не пылкая страсть, а тихая, добрая привязанность. За двадцать лет Олег Валерьянович ни разу не пожалел о своем выборе, и Лида, как ему казалось, тоже. И еще за все эти двадцать лет Совков ни разу не обманул жену, хотя, если уж совсем по совести, однажды он на это решился.

Ее звали Анной. Она работала секретарем директора и всегда была окружена людьми — теми, кто интересовался директором, и теми, кто интересовался ею самой. Почему вдруг она заинтересовалась Совковым, тот так никогда и не понял — он решил, что просто линии судьбы пересеклись, не согласуясь ни с какой логикой. Ну какая могла быть логика в этом переплетении — красивая двадцатипятилетняя женщина и сорокапятилетний лысеющий, полнеющий мужчина? Совкову казалось, что никакой. Однако случилось.

Начало было банальным. На институтском вечере в честь Нового года Олег Валерьянович пригласил Анну на танец. Совершенно неожиданно пригласил — просто в тот момент, когда заиграла музыка, он оказался к Анне ближе всех. А потом он пригласил ее второй раз, третий, четвертый, и она не отказывалась. Он стал вдруг очень разговорчивым, веселым, он видел вокруг удивленные взгляды (причем женщины смотрели с любопытством, а мужчины с завистью) и чувствовал какую-то поразительную легкость в душе. Ему казалось, что это какая-то новогодняя сказка, рождественская фантазия, он понимал всю нереальность происходящего, но он не ощущал грусти, какая возникает от осознания, что вот еще мгновение, и зыбкий туман рассеется. Он всегда жил завтрашним днем, следующим мгновением, и вот теперь настал тот миг, когда он наслаждался сиюминутным.