Ольга Чайковская - Болотные огни

Доводилось им и яростно спорить, пришло время и оплакивать восстание в Гамбурге.

К лишениям Ленка относилась равнодушно.

- Успеем, как говорится, наесться при коммунизме. Хочешь семечек?

- А тебе?

- У меня полон карман. Хозяин угостил.

Они подолгу засиживались теперь в старом парке. В тот вечер они были уже у выхода, когда Борис вдруг остановился,

- А тебе тогда здорово противно было водку пить?

- О, будь она проклята, я думала -умру.

- Ты ужасная хвальбушка, между прочим.

- Есть немного, - ответила Ленка.

Борис рассмеялся, взял ее под руку и повел обратно, к скамейке под бузиной.

- Терпеть не могу бузины, - сказала она, садясь, - с детства.

- Это еще почему?

- Во-первых, ее нельзя есть.

- А во-вторых?

- А во-вторых, как только ее ягоды покраснеют, кажется, что уже наступила осень, когда на самом деле еще лето.

- А эту бузину?

- Это другое дело.

Борис так обрадовался ее ответу, что на радостях задал ей тот вопрос, который тревожил его все последнее время.

- Леночка, тебе нравится Водовозов?

- Водовозов? - Ленка подняла брови. - Он был у меня вчера.

- Где?!

- У меня дома. Там, где я обосновалась.

- Но ведь это неосторожно! Нам не разрешается к тебе приходить.

- Он человек опытный.

- Но зачем же он приходил?

- Уговаривать, чтобы отказалась от своего плана. Да еще как уговаривал!

- И что ты ему ответила?

- Сказала, что подумаю.

- И ты в самом деле хочешь подумать?

- Нет.

Борис задумался.

- А ты знаешь, Ленка, он в тебя влюблен, - сказал он, поднимая голову.

- Не знаю, - ответила она. - Просто он не хочет, чтобы я шла.

- Денис разрешит тебе, как ты думаешь?

- Если он не разрешит, это будет преступление. Ты же сам видишь: дело сложилось так, что нужно рискнуть, тем более что и «риск-то не очень велик, по правде сказать. Подумай, если мы задержим кого-нибудь из них на месте - ведь это всё.

- Ты не ответила на мой вопрос - нравится тебе Водовозов?

- Водовозов? - повторила она беспечно и пожала плечами.

- Он ведь красавец, правда? - с горячностью (и тревогой в душе) продолжал Борис. - И потом, видела бы ты его на деле, он весь как стальной.

- А кто тебе сказал, что я люблю стальных?

- Что ты ни говори, - неизвестно зачем настаивал Борис, - а Денис ему сильно уступает. Вечно он колеблется, вечно сомневается.

- А кто тебе сказал, что я люблю людей, которые не сомневаются? - еще суше сказала она. - Денис очень хороший человек.

- Только вот воля у него не та.

- Воля? - она встала. - Знаешь, я думаю, что самый волевой из нас это Левка. Пошли по домам.

Нехотя поплелся за нею Борис, не понимая, почему все стало так плохо.

- Впрочем, он и в самом деле красивый, твой Водовозов, - сказала Ленка, когда они прощались.- И даже очень.

Правда, они встретились на следующий день, но опять поссорились, на этот раз из-за нэпа. Борис не мог с ним примириться, а Ленка его приветствовала.

- Конечно, не так это просто, - говорила она.- Иду я вчера мимо вашего магазина, купца Кутакова, или как там его, и вижу: здоровенные молодцы, краснорожие и потные, таскают мешки и ящики. Так бы и крикнула: «Эй, бабы голодные с ребятишками, давай налетай, кому сколько нужно!» Но этого нельзя.

- А по-моему, так лучше лапти жрать, - сказал Борис, - только бы не идти на уступки буржуазии.

- Кто как считает. Другие говорят - обрастут буржуи жирком, а мы с них этот жирок и срежем.

Борис почему-то насторожился, хотя сама по себе эта мысль была не нова и возражений у него не вызывала.

- Кто это так говорит?

- Ну хотя бы Водовозов.

- Ты что же, опять с ним виделась?

- Это к делу не относится.

В тоске Борис вернулся домой в тот вечер. «Что же здесь удивительного, - думал он, - Водовозов. Мимо такого не пройдешь. Надо забыть все, пока не поздно. Дали тебе поручение-выполняй. Недаром говорят, что любовь мешает выполнять долг». Но забыть он уже не мог.

Наутро настроение его немного улучшил Берестов.

- Ну, Борис, - сказал он, - пойдешь в родные леса. В поселке выследили бандитов - может быть, они обосновались в одном из старых корпусов. Знаешь такие? Поведешь наших сегодня ночью. Пойдете с Водовозовым.

В ту ночь Сережа не спал. Отец сообщил в розыск о корпусах - значит, сотрудники розыска будут сегодня ночью в лесу, а может быть, уже идут там один за другим в темноте. Сережа быстро оделся и вылез в окно. «Пойду без дороги, - подумал он, - все равно они меня не увидят - ни те, ни эти».

Он гордился собой, пока шел лесом: весь поселок дрожит перед бандитами; Борис Федоров, большой мужчина в сапогах, бежал из поселка; он, один только он выслеживает их ночью по лесам. Но стоило Сереже подойти к оврагу, как все эти бодрые мысли исчезли неизвестно куда - овраг был замогильно черен, из-под кустов кто-то смотрел, сыростью дышала глубина. Не повернуть ли назад? Ведь никто его сюда не посылал, никто не узнает об его отступлении. Однако, держась за кусты, он спустился в сырую темноту.

Пожалуй, это было и не так страшно, гораздо страшнее стало наверху, на освещенной луною просеке: впереди, близ тропинки, поджидал его человек.

Сомнений быть не могло: он стоял и ждал Сережу.

«Что делать? - думал Сережа, продвигаясь вперед только потому, что боялся бежать назад. - Отступить в лес? Нет, теперь уже поздно. И почему он так недвижен?»

Страшная мысль пришла ему в голову - такая страшная, что от нее ослабели ноги: живой так недвижно стоять не может.

Однако это был всего-навсего столб, невысокий и •полусгнивший. Теперь Сережа ясно видел, что это столб, и все-таки ему страшно, было проходить мимо и позволить этому столбу оказаться у него за спиной. Он не удивился бы, если бы столб этот двинулся следом.

Словом, он был почти рад, когда подошел к корпусам, хотя именно здесь и была настоящая опасность. Вот они, корпуса. Черные коробки. Тишина. «Может быть, все уже кончено, - подумал Сережа,- а может быть, ничего сегодня и не будет?» Он сел по-турецки в кустах на колючие ветки и стал ждать. «Уж обратно я мимо этого столба не пойду», - думал он.

Шагов он не услышал, а просто почувствовал людей. Потом увидел нескольких человек, которые бесшумно подходили к тому самому корпусу, где укрывались бандиты. Забыв собственные тревоги, Сережа замер от страха за них, от гордости, что идут они по указанному им следу, и от счастья: впереди с револьвером в руке, очень серьезный шел Борис Федоров. Светила ярко луна, и Сережа хорошо все разглядел.

«Только бы не его, - молил Сережа, - если убьют, только бы не его!» Однако первым, шагнув вперед и загородив собою Бориса, вошел саженного роста человек, и Сережа был ему за это благодарен.

Он знал: ночь сейчас взорвется выстрелами, криками, проклятиями, быть может, предсмертными стонами.

Шло время. Он ждал очень долго. Быть может, час. В окнах корпуса заметался луч фонарика, однако все было тихо.