Ольга Чайковская - Болотные огни

Ленка оглянулась, сама не зная почему. На нее смотрел беспризорник, и это было странно.

Не лицо поразило ее - в этом бескровном и грязном, как у всякого беспризорника, лице не было ничего особенного. Ленку поразил его взгляд. Именно потому, что мальчик был черно-грязен, взор его сверкал белым блеском, как у древних статуй с серебряными глазами. И смотрел он очень внимательно. А потом отвернулся. Все это продолжалось одно толь-ко мгновение, но казалось исполненным большого смысла. Ленка пошла вдоль палисадников с самым беспечным видом: что-что, а делать вид - это она умела. «Мне показалось, - думала она. - Мало ли кто на кого и почему посмотрел».

Однако эта встреча оставила у нее очень неприятное впечатление, что, впрочем, не помешало ей купить у бабы на углу алой редиски с мокрыми хвостами и белыми носиками. Все-таки летом легче было жить.

Кроме таинственной Левкиной банды у Дениса Петровича были и другие дела - к сожалению, не менее важные. Одно из них было настолько безотлагательно, что ради него пришлось отложить все другие. В деревню Горловку должен был явиться - можно сказать, совершить торжественный въезд - Колька Пасконников, к которому розыск мог предъявить ‹не один счет. Особенно гордился Колька убийством председателя Горловского сельсовета и его семьи - от старой бабки до малых детей. После того как было решено брать Пасконникова именно в этом селе, на операцию выехал сам Берестов с Рябой и двумя другими сотрудниками.

Обязанности Рябы - грозы местных самогонщиков- были на эти дни переданы Борису.

Фабричный гудок, возвещавший конец дневной смены, уже ревел, когда Борис возвращался домой с окраины, где в маленьком ветхом домишке баба-вдова варила самогон. Вдову было жаль, осталась от мужа с двумя ребятишками, а жить надо.

- Он же на чистом пшене, товарищ красный начальник,- говорила она, взволнованно заглядывая Борису в глаза.

Борис старался отвести взгляд, но невольно глядел на дрожащие губы, которые она с усилием сводила, пытаясь произнести еще какие-то слова. Он много бы дал, чтобы не слышать этих слов, но все-таки наклонился и скорее догадался, чем расслышал:

- Я за этот аппарат… козу отдала…

Достаточно взглянуть на Дом, на двор, на ребятишек, чтобы понять: коза была последняя в хозяйстве. Что толку было упрекать сейчас эту женщину?

- Какой молоденький, - сказала она, силясь улыбнуться, - а какой строгий.

Это было хуже всего. Единственно, что он мог для нее сделать, - это разбить аппарат за углом, чтоб она не видала. Словом, невеселый выдался день, и Борис шел к себе в самом скверном настроении. Путь его лежал через железнодорожное полотно. Когда он уже шел по шпалам, сзади послышались шаги. Его окликнул какой-то высокий усатый человек.

- Послушай, - сказал он, крупными шагами догоняя Бориса, - ты не сын ли комиссара Федорова?- и кивнул на водокачку, видневшуюся вдали над городом.

- Так точно, - брякнул Борис и покраснел, понимая всю неуместность этого разудалого «так точно». Уж очень он был зол после -посещения вдовы.

Человек посмотрел на него внимательно.

- Пойдем, - сказал он, - я тебе кое-что покажу.

Они пошли вдоль путей к вокзалу, как всегда полному людей, по нескольку суток ожидавших своего поезда, грязных, несчастных, и полубольных. Дальние поезда приходили, стояли, уходили, но даже на крыше вагона уже нельзя было найти мест. В этот раз на дощатой платформе было оживленно: окруженный толпой, плясал беспризорник, ловко выстукивая на деревянных лакированных ложках. Плясали лохмотья, выбивали дробь маленькие черные ножки, сверкали белые глаза. Спутник Бориса остановился и долго смотрел на эту сцену, а потом, словно очнувшись, сказал:

- Пошли.

Они прошли служебным ходом, поднялись по грязной вокзальной лестнице и остановились перед дверью, на которой было написано: «Следователь транспортного трибунала Морковин».

Итак, это был тот самый Морковин, на которого указал ему в губрозыске Ряба. По-видимому, на лице

Бориса выразилась тревога, потому что следователь улыбнулся.

- Входи, - сказал он.

В комнате кроме двух канцелярских шкафов и еще более канцелярского столика стояло роскошное кресло в черных деревянных завитках, обитое светлым, в алых розочках репсом. Морковин указал на него ладонью, как бы особо представляя Борису эту диковину, и сказал:

- Прошу.

При этом он снова улыбнулся. Улыбка его сухого лица была странной, но, пожалуй, приятной. Борис осторожно сел в кресло, а Морковин занял свое место за столом. Некоторое время он молча и внимательно смотрел на Бориса, а потом достал из ящика фотографию и протянул ее через стол.

Среди деревьев на траве стояло четверо. Первый слева широко расставил ноги, заложил руки за спину и, вскинув голову, щурился на солнце. Борис разглядел всё: и не то полуулыбку, не то гримасу, слегка приоткрывшую ровные зубы (впрочем, это только здесь, на фотографии, они казались такими ровными, на самом деле передний зуб у отца чуть-чуть заходил на другой), и перекрест ремней на груди, и кобуру на боку, и расстегнутый ворот рубахи. Дома у них не было ни одной отцовской фотографии.

Стоявших рядом с отцом двоих людей Борис не знал. Четвертым был тогда еще безусый Морковин. Борис посмотрел на следователя, тот кивнул головой и сказал:

- Так-то.

Часа два рассказывал он об отряде, в котором почти всю гражданскую провел комиссар Федоров. Не ожидая просьб, следователь вспоминал все новые и новые подробности.

- А про горох вы помните? - спросил Борис.

- Нет, не помню.

- Отец рассказывал. Пришел ваш отряд в деревню, а рядом гороховое поле. Голодные все, с жратвой-то плохо. Побежали бойцы, особенно же девчонки из лазарета, за горохом, а отец их под арест посадил. Сидят они, арестанты, в избе, а бабы деревенские им, тайком от отца, еду носят. Очень любил он эту историю вспоминать.

- Нет, такого случая я не помню, - повторил Морковин. - А что ты сейчас делаешь?

Стоило Борису назвать розыск, как следователь сразу помрачнел.

- Розыск, говоришь? - медленно повторил он.

Борис смотрел на него с удивлением. Морковин встал и прошелся по комнате (Борис заметил, что он сильно сутулится), постоял, потом подошел к одному из шкафов и достал папку.

- Вот,-сказал он резко, - сводка по уезду за один лишь последний месяц.

И начал читать ровным голосом:

- «Демичевская волость. В овраге близ деревни Малые Огороды обнаружен труп мужчины без головы. Опознать не удалось. На дороге у села Софьина найдена мертвая женщина. Опознанная местными жителями, оказалась крестьянкой этого села. Ключицкая волость. К берегу у деревни Лыски прибило труп мужчины…»

Морковин читал все тем же ровным голосом, и только нога его подрагивала, выдавая ярость.