Ольга Чайковская - Болотные огни

Больше они не разговаривали до самого города.

- Ничего, - сказал Водовозов, когда показались первые городские дома. - Пойдем еще раз.

Однако ни во вторую ночь, ни в третью, ни в шестую они не встретили на дороге никого. А вот в пятую ночь на этой дороге ограбили человека, шедшего мимо поселка в одну из деревень.

Утром в розыске было шумно - Ряба задавал вопросы:

- Вот, предположим, попал ты в плен, и там отпустили тебя под честное слово. Должен ты его потом держать?

- Боже мой, конечно нет, - сказала Кукушкина.

- Дали вы слово, - не обращая на нее внимания, продолжал Ряба, - ну, например, прекратить борьбу. Сложить оружие. И вас по этому слову отпустили. Должны вы его держать?

- Должен, - сказал Водовозов.

- Так они же палачи! - горячо возразил Ряба (он не любил простых ответов). - Они же зверье. Твоя святая обязанность бороться с ними, ну, скажем, для счастья человечества.

- Пусть они негодяи, но слово-то ведь не они давали, а ты. Слово-то твое. Иначе чего оно тогда вообще стоит?

- Что же, выходит, бросать борьбу? А если человек не может этого сделать, если он, как комсомолец, как партиец, должен ее продолжать? Что ему делать?

- Тогда уж лучше стреляйся, - возразил Водовозов,- сделай все, что мог для революции, для партии, для товарищей - и стреляйся!

- Больно вы хитренький, - обиженно сказал Ряба,- стреляться.

- Ну как хочешь, - улыбнувшись, ответил Водовозов.

Борису сегодня предстояло встретиться с Леночкой. Он не очень стремился к этой встрече, но все-таки было интересно.

- Идешь на свидание, жених? - спросил его Водовозов, когда они остались одни.

- Приходится.

- Занозистая девица, - непроницаемо глядя на него, продолжал Водовозов, - деловая. Это тебе не Кукушкина-Рсмановская.

- Да, это не Кукушкина, - ответил Борис, не спуская с него глаз.

- Вот возьми ты эту Кукушкину, - продолжал Павел Михайлович, лениво заваливаясь на стол, за которым сидел, и подпирая голову рукою, - вот ведь пройдет время, и станет она всем рассказывать: в героические годы революции и гражданской войны я, мол, работала в розыске. И даже документы представит. И не будет в тех документах сказано, что тот самый розыск не чаял, как бы ему избавиться от того самого товарища Кукушкиной-Романовской. Ну, не буду тебя задерживать, ступай.

«Ох, что-то здесь не так, - думал Борис, уходя,- ох, сдается, что вам, Павел Михайлович, куда больше, чем мне, охота пойти на это свидание».

Убедившись, что за ним никто не следит, Борис направился к старому заброшенному парку, где у него было назначено свидание, однако не успел он выйти из города, как хлынул дождь.

Это был веселый летний ливень. Тугие светлые струи, как прутья, врезались в землю и здесь взбухали пеною. И кругом все сразу оделось в пену, стало серым и туманным, серые кусты метались и бились под ветром. Вода быстро наполнила колеи и колдобины, в которых весело толкались струи, разлилась широкими лужами, казалось плясавшими под дождем. Все было в его власти, беззаботного, доброго седого дождя. И тут сбоку, одним глазом выглянуло солнце. Ух, как все вспыхнуло, задрожало, заискрилось! Какими огнями зажглась водяная пыль!

Дождь перестал так же внезапно, как и начался. От него все кругом устало, - Борису показалось, что он и сам устал.

В пустынном парке, куда, как в святилище, заглядывало вечернее солнце, трава стояла по го-рло в воде, листья на деревьях переливались мокрым глянцем, земля на дорожках была темной и плотной.

«Интересно, придет она или нет?»

Ну конечно, не такой человек была Елена Павловна, чтобы не прийти из-за дождя. Она сидела на черной сырой скамейке, подложив под себя свернутую куртку.

- Вот это да! -еще издали крикнул ей Борис.- Что же, вы так и сидели под дождиком?

Она смотрела на него, не отвечая.

- Ты уже знаешь? - спросила она. -Не знаешь, нет? Восстали рабочие Гамбурга.

Так началось их знакомство. Забыв обо всем на свете, они обсуждали гамбургское восстание, в котором без тени сомнений видели начало мировой революции. Мировой революции! Ах, теперь держись, покатится по всему земному шару!

Прошло не менее часу, пока они перешли к поселковым делам.

Пробежал ветерок, и бузина, под которой они сидели, сбросила на них свои капли. Леночка не обратила на это никакого внимания. Она курила, затягиваясь и щуря без того узкие глаза, так что ресницы их смыкались. Держалась она по-прежнему в высшей степени независимо, но была уже чем-то не та, какой он увидел ее у Берестова.

- Знакомилась я с этим вашим делом, - начала она, - странное это дело. Ну хорошо: в поселке все молчат, люди запуганы, понятно. Наблюдения за домом тети Паши не дали ничего. Собака никого не нашла, следы привели к пруду. Пускай. Вы выходите в засаду - все тихо. И это ладно. Но почему все это так совпадает?

- Ну уж мы с Водовозовым сидели в засадах на совесть.

- И всякий раз преступление совершалось в ту ночь, когда вас не было. Тебе не приходило это в голову?

- Как ты думаешь!

- Впрочем, может, это и совпадение. Да и Левка, надо отдать ему справедливость, парень хитрый. Давай лучше займемся делом.

Борис стал подробно рассказывать план поселка, расположение пруда, повороты дороги, места, где, по рассказам жителей, обычно нападали бандиты.

- А ты не боишься, что тебя убьют? - серьезно спросил он.

- Слушай, - вдруг с яростью сказала Ленка,- ты вчерашнюю газету видал, вашу обыкновенную «Красную искру»? Список «погибших от рук буржуазии» там видал? Сколько там нашего брата, комсомолок? А ведь они на пулеметный огонь шли, это тебе не лесная прогулочка! Или ты думаешь, па продналоге в кулацких селах было веселее? Или, может, в Гамбурге сейчас безопаснее? Так что же вы, прах вас побери! (до чего же замечательно получилось у нее это «прах вас побери!») клохчете надо мной, как куры! Мне, может, и опасности не грозит никакой. Стыдно, честное слово!

- Так то был фронт…

- Ах, фронт! А это вам не фронт! Ты можешь ходить по земле, где убивают детей? Ну и прекрасно! А я не могу! Нет, - продолжала она, успокаиваясь,- я не боюсь, что меня убьют. Гораздо больше я боюсь, что не встречу на дороге никого, кроме милиционера Василькова.

- Ну, милиционера Василькова на этой дороге ты и среди бела дня не увидишь. Мы с тобой еще встретимся?

- Да. На той же скамейке и в то же время.

Ох, она отчеканила это, как товарищ Кукушкина-Романовская!

Много раз встречались они в старом парке и говорили совсем не о поселковых делах. Ленка рассказала, что у нее беда: отец, узнав, что она вступила в комсомол, отказался считать ее дочерью, а когда она переехала к тетке, чуть с ума не сошел от горя. А уж когда она пошла на работу в розыск…

- В общем, карусель, - сказала Ленка грустно. - Ну как ему объяснить, что такого, как в нашей стране, никогда еще не было в мире и что я не могу - ну что хотите, не могу - стоять в стороне.