Ольга Чайковская - Болотные огни

Но она уходила все дальше и дальше, пока не ушла - навсегда.

Как это было? Был клуб, полный народу, казалось снова превратившийся сейчас в церковь, только мрачную, грязную и захламленную, с полуобсыпавшимися угодниками на стенах. Он слышал, как стоявшая рядом с ним женщина сказала другой: «Все-таки

странно, что не открывают гроб». Они были любопытны, им хотелось взглянуть. Гроб, обтянутый красной и черной материей, действительно стоял закрытый- так велел Берестов. Слишком сильно разбита голова.

А он все время забывал, что в гробу лежит Ленка, ему казалось, что она ждет его где-то в другом месте, куда он должен прийти и рассказать о похоронах - ей это будет интересно. Усилием воли он заставлял себя вырваться из этого странного забытья, и тогда сразу понимал, кто лежит в гробу. Так снова и снова мысль о Ленкиной смерти приходила к нему каждый раз заново - невыносимой болью. Но только на мгновение- потом он опять забывал.

Процессия растянулась на весь город. Впереди лошадка везла телегу с гробом, затем шел розыск, потом милиция, за нею пожарная часть. Берестов и Водовозов шли рядом, опустив голову и заложив руки за спину. «А где мать-то, - говорили в толпе, - мать-то у ей есть?» - «Нет, вроде сирота».

Он идет рядом с Рябой или с кем-то другим, кто несет Ленкин портрет, наклеенный на картон и прибитый гвоздем к палке. Портрет чем-то похож, особенно волосы, только кажется, что на Ленкином лице кто-то толстыми линиями нарисовал другое. А вместо глаз - черные точки.

Перед ним гроб. «Я выбыла, я выбыла, - говорит он, качаясь, - идите дальше». - «Как же я дальше?- спрашивает он. - Как же я без тебя?» Гроб тяжело ворочается на ухабах, он занят этим и не отвечает.

Уже давно засыпали узкую могилу, куда - глубоко вниз - опустили Ленку, уже давно все они разошлись с кладбища, а он все еще видел, как старательно и покорно ворочается на ухабах гроб.

- Ну чего ты хочешь? - спросил Берестов.

- То же, что и тогда, - ответил Водовозов, -

то же, что и всегда.

Прошло три дня с субботней ночи, но заговорили они об этом в первый раз.

- Ты это уже сказал, - на лице Берестова играли желваки, - но мы .не могли этого предвидеть.

- Обязаны были! - крикнул Водовозов.

Борису начало казаться, словно оба они говорят в каком-то холодном бреду или тяжелом сне. И вдруг он заметил, что Денис Петрович смотрит на них обоих, то на того, то на другого, странным взвешивающим взглядом. По-видимому, и Водовозов заметил этот взгляд. Наступила пауза.

- Ну давай, - сказал Водовозов, - выкладывай.

Берестов подумал еще немного, а потом вдруг решительно выдвинул ящик стола и вынул из него клочок бумаги.

- Читайте, - сказал он глухо.

Уже подходя к столу, Борис понимал, что еще раз сейчас случится несчастье. Он не мог, он не хотел читать этой записки, он вовсе не желал знать о ней.

Это был мятый клочок линованной бумаги из ученической тетради. «Пусть ваши куропаточки сидят в своем угрозыске (здесь следовала матерная брань). Дураков у нас нет». Все это было написано печатными буквами. Борис понял сразу, что это значит, а Водовозов читал долго, листок дрожал в его руке.

- Не понимаю, - сказал он.

- Это было у нее на груди, - ответил Берестов,- они бросили это ей на грудь, когда пробегали. Ты тогда не заметил.

«Тяжело же тебе было умирать на дороге, когда мимо громыхали бандитские сапоги»,- подумал Борис.

Вдруг Водовозов не то застонал, не то зарычал. Было видно, как белеет от бешенства его лицо, губы и даже глаза. Таким никогда не видели они Павла Михайловича. Сжимая кулаки, весь набрякший гневом, стоял он перед ними и своими помертвевшими губами не мог выговорить того, что хотел, и казалось, он не мог жить, пока не скажет. Затем круто повернулся и пошел к двери.

- Постой, Павел, - сказал Денис Петрович,- погоди. Наше дело сейчас думать. Ты же понимаешь. ..

Да, Борис тоже не сразу подумал об этом: записка была заранее и специально заготовлена, ее спокойно и четко выводили химическим карандашом.

Водовозов опять подошел к Берестову.

- Я жить теперь не могу, - негромко сказал он,- понимаешь, Денис Петрович, жить теперь ие могу.

Борис шел по городу, не замечая, куда идет.

Она была заранее заготовлена, кто-то вырвал лист из тетради, оторвал клочок и стал выводить печатные буквы. Их было несколько; наверно, они смотрели через плечо тому, кто писал, подсказывали, конечно, смеялись. Лес и ночь - все это была огромная ловушка, куда мы послали тебя.

У дверей клуба, на паперти, мирно сидел Костя Молодцов.

- Привет от батьки, - весело сказал он, поднимаясь,- прислал тебе «а помощь.

•Постой, постой, мне нужно подумать. Нас было трое, только трое знали об этой операции. Берестов, Водовозов и я.

- Дедка, говорит, за репку, - продолжал Костя, - бабка за дедку и так далее до мышки. Так вот, может, ты, говорит, будешь у меня мышкой.

Борис мельком взглянул на него. Да, теперь это был прежний Костя, несмотря на свои семнадцать лет, - мастеровой с головы до ног. Засаленная кепка его всегда была до отказа сдвинута на затылок, брюки еле держались на бедрах (он лихо подтягивал их локтями), а за ухом обязательно торчал папиросный окурок.

Подожди. Нас было только трое. Друг друга они знают много лет, друг в друге они уверены. А я… Нет, в тот миг, когда мы читали записку, они еще ничего не подумали. Но сейчас вот, сию минуту, они уже подумали…

- Что было у нас в поселке, что было… - оживленно продолжал Костя.

Он в первый раз вышел из дому после болезни и не мот нарадоваться всему - и вечернему солнцу, и Борису, и ощущению крепости в мускулах.

- Ну здорово, Константин, - сказал Борис, - рад видеть тебя, друг.

И сейчас же забыл о нем.

Интересно, сказали они об этом друг другу или только подумали? Может быть, сказать й не сказали, «о подумали и не могли не подумать: ведь нас было только трое…

- Ты чего? - испуганно спросил Костя.

Сейчас, погоди. Кто же это сделал на самом деле? Все это ерунда, - кто же это сделал на самом деле?

- В поселке? - переспросил он. - Что же было в поселке?

В самом деле - поселок. Он забыл одно, быть может самое важное. В поселке живет Милка Ведерникова, которая заранее знала о Ленкином приезде. Искать нужно здесь.

Он не слышал, что рассказывал ему Костя. Он вспоминал. Милка была славной девчушкой с толстыми ногами. Они с ней вместе собирали по вечерам шишки для самовара. С тех пор прошло много лет.

- Что ты мне можешь рассказать про Милку Ведерникову?

- Так я же тебе рассказываю, - Костя смотрел на него с изумлением, -с ней в поселке теперь никто не разговаривает, все зовут бандиткой - ужас что делается!