Юрий Курочкин - Тобольский узелок

- Не знаю я никакой шкатулки. Не было ее тогда, Что вы такое говорите, право! - убеждала Кобылинская, просительно, почти с мольбой глядя на Гусеву.

- На столике не было, это верно. В комоде она была, Клавдия Михайловна, под вашими, извините, панталонами. Супруг ваш достал ее оттуда, чтобы вложить мое приношение. Вот об этом вы, пожалуй, и вправду не знаете-при посторонних не велено было вручать.

В уголках губ у Гусевой играла торжествующая усмешка- что, мол, взяла?

- Почему же я посторонняя? - обиделась задним числом Кобылинская.- Но вы, кстати, сами подтвердили, что я шкатулки не видела.

- Не подтверждала я этого, матушка, с чего вы взяли? Когда вы вернулись из кухни, шкатулка-то на столе еще была. Вы на нее ноль внимания, как на привычную вещь. Тут я поняла, что не один Евгений Степанович причастен к тайне, так и доложила графине.

- Так это и можно записать? - спросил Михеев.

- Записывайте, мне что, я делала, что приказывали, к моим рукам ничего не прилипло,- сухо согласилась Гусева.

- А к нашим прилипло? - нервно дернулась Кобылинская.- Вы знаете, как я голодала в двадцатом? Жила бы я так, если бы…

- Мне что… Я это к тому только, что ничего у меня не осталось, все вам передала, как было приказано. А не скажи я, на кого мне навет кидать? На себя, выходит, все принимай? Ну, уж нет… Я о себе все выложила, у меня сердце спокойное, а вы сами докладывайте, что и как, если не виноваты.

- Я бы на вашем месте, Клавдия Михайловна, внял ее совету,- сказал Михеев.

- Мне нечего докладывать.

Кобылинская уставилась в стену.

Михеев покачал головой и взялся за телефонную трубку.

- Ну что ж. Придется пригласить на беседу еще одного человека…

Обе женщины с интересом повернулись к двери.

- Садитесь, Викторина Владимировна,- подставил Михеев стул вошедшей Никодимовой.- Вы узнаете моих собеседниц?

- Да, узнаю,- без тени удивления оглядев их, ответила Никодимова.

- Вот и хорошо. А вы?

Кобылинская и Гусева подтвердили, что - да, Викторину Владимировну Никодимову они знают. Пока Михеев заносил их ответы в протокол, женщины искоса оглядывали друг друга.

- У нас тут возник вопрос, Викторина Владимировна. Помогите разобраться… Кому вы отдали на хранение в Тобольске в восемнадцатом году драгоценности графини Гендриковой? И свои, кажется, тоже?

- Графиня распорядилась передать их полковнику Кобылинскому. Она уже беседовала с ним об этом tetе-а-tetе…

- Это значит - наедине? - перевел Михеев.- И вы передали?

- Я зашила наши драгоценности в мешочки, отдельно свои, отдельно графинины, надписала на них наши имена и отнесла их полковнику. Но…- Никодимова бросила взгляд на Кобылинскую.- Но он их не принял. Изменились какие-то обстоятельства…

- А дальше?

- Дальше?..- замялась Никодимова.- По его рекомендации я отнесла мешочки Константину Ивановичу. Это их друг дома, Пуйдокас, лесопромышленник. Евгений Степанович сказал: все, что у него хранилось, он тоже передал этому человеку.

- Пуйдокас потом вернул вам вещи?

- Нет,- после паузы ответила Никодимова, опустив глаза.

- А вы спрашивали их у него?

- Да, после гибели графини я просила возвратить мне хотя бы мой скромный мешочек… Я имела доверенность получить все, что принадлежало графине, но просила отдать хотя бы свое.

- Почему же он не вернул их вам?

- Мне сказали, что вещи достать пока невозможно, так как они далеко. А затем Пуйдокасы уехали из Тобольска. Так я и лишилась единственного своего достояния, хотя оно и не составляло состояния,- попробовала улыбнуться Никодимова невольному каламбуру.

- Зачем вы впутываете меня в эту грязную историю? Что я вам сделала, что? - с плачем сорвалась на крик Кобылинская, театрально заломив руки.

- О, ехсuzes-mоi,- поморщилась Никодимова, то ли от дурного французского выговора, то ли от вопля Кобылинской.- Но, извините меня… Вы же сами говорили мне об этом, дорогая…

- Это нельзя,- вмешался Михеев.- Говорите по-русски. Переведите, о чем вы говорили.

Никодимова и Кобылинская подавленно молчали.

- Вы знаете Пуйдокаса? - обратился Михеев к Ко-былинской.

- Нет,- резко ответила та.

Никодимова изумленно воззрилась на Кобылинскую, но промолчала.

- А вы? - спросил ее Михеев.

- Простите… Я не сумею солгать. У меня не получится,- с достоинством ответила Никодимова.- Я встречалась с Анелей Викентьевной и Константином Ивановичем.

- Где?

- У Кобылинских,- тихо вымолвила Никодимова, не глядя на Клавдию Михайловну. Та принюхивалась к

платочку, который теперь уже не выпускала из рук.

- Вы можете подтвердить, что Кобылинская была знакома с Пуйдокасами? - спросил Михеев Гусеву.

м- Так куда же денешься. Не я - другие скажут. Редкий вечер не бывали друг у друга.

- А вы,- Михеев обратился к Кобылинской,- по-прежнему отрицаете это?

- Ну, знала, забыла. Какое это имеет значение? - раздраженно ответила Клавдия Михайловна.

- Может иметь большое значение,- нахмурился Михеев.- Где ложь, там, значит, что-то нечисто.

Отправив Гусеву и Никодимову, он долго смотрел на отвернувшуюся к стене Кобылинскую, стараясь понять, о чем она думает, что таит. Может быть, что-то хочет сказать, но не решается? Но она продолжала молчать, покусывая платок. Михеев встал, прошелся по комнате и сел против Кобылинской.

- А я думал, что вы будете говорить правду, Клавдия Михайловна. Зачем вы скрываете что-то? Что вам это даст? Я могу подумать, что драгоценности все еще у вас. И не выпускать вас, пока вы не укажете, где оии.

- Нет, нет,- повернулась к нему Кобылинская.- У меня их нет.

- Но, значит, вы знаете - где, у кого. Скажите это. Ну для кого вам беречь это добро? Неужели за пятнадцать лет вы не убедились, что старое не вернется? Что эти драгоценности не принадлежали Романовым, подлинный их хозяин - народ. Это его пот и слезы. И - кровь… Ваш сын уже большой?

Кобылинская снова отвернулась к стене.

- Подумайте, ему жить в иное время, в ином мире. Кем он у вас хочет быть?

- Трактористом,- криво улыбнулась Кобылинская.

- А вы знаете, сколько стоит трактор? Всего лишь два-три блестящих камешка из ожерелья, украшавшего шею Александры Федоровны, которая никогда не пролила ни капли трудового пота. А как они, тракторы, нужны нам сейчас! Смотрите, что в мире-то делается…

Кобылинская молчала.

Передал ли Кобылинский драгоценности и кому именно? Михеев решил проследить обстоятельства жизни

Кобылинского в последние месяцы его пребывания в Тобольске.

Из показаний было ясно, что драгоценности находились у него еще весной 1918 года. Это начальная точка. А дальше? В декабре 1918 года он уже был в колчаковской армии. Едва ли он повез их с собой, хотя и это исключать нельзя.

Между тем события в эти месяцы 1918 года развивались так. В марте в губернаторском доме был введен новый, усиленный режим, сузивший возможности сношения Романовых и их свиты с «волей». В конце марта прибыла новая охрана, и роль Кобылинского была ограничена до минимума. Рано утром 26 апреля из Тобольска в Екатеринбург отправилась первая партия: Николай с женой и дочерью Марией, с ними Боткин, Долгоруков, Чемодуров, Иван Седнев и Демидова. В ту же ночь Тобольский Совет произвел обыски и аресты окопавшихся в городе монархистов и контрреволюционно настроенных офицеров. Еще через два дня арестован и вывезен из Тобольска епископ Гермоген. В середине мая отправлены в Екатеринбург остальные Романовы, задержавшиеся в Тобольске из-за болезни Алексея, а с ними и остатки свиты и прислуги, в том числе и Кобылинский. В эти же примерно дни в Тобольск тайно приезжает на несколько дней Борис Соловьев. В середине июня Тобольск захвачен белыми. 16 июля расстреляны Романовы и арестовано большинство их свиты. Спустя несколько дней пал Екатеринбург. Кобылинский возвратился в Тобольск, к семье.