Инна Булгакова - Крепость Ангела

— Ерунда! Дядя Аркаша — человек редкостной доброты и тридцать лет назад закаялся.

Мы взволнованно и бодро зашагали по грязи к чернеющему вдали парку.

— Ты понимаешь, Всеволод переменил название поэмы.

— Это важно?

— Если из эстетических соображений — для нас не важно. Но если из осторожности, из каких-то опасений… «Тринити триумф» — «Троица торжествующая». Петр обомлел, услышав от меня это выражение.

— Но уничтожил он «Погребенных»!

— Видимо, в самом содержании поэмы почуял опасность: некий дух искушает героя в белом дворце — на вилле Паоло в стиле палаццо на берегу Тирренского моря.

— Это так необычно и так далеко от нас, — заметила Лара. — С тайной организацией вам не справиться.

— Я и не претендую. Только б узнать, какой такой «демон» мне покровительствует, искажая мою волю.

— Эти оккультисты, разве не понятно?

— В общем, понятно… Но мне необходим последний штрих, ну хоть намек на их причастность к убийству Евгения. Тогда, может быть, я успокоюсь. — «Упокоюсь», — уточнил я про себя.

— Успокойтесь. Петр мог слышать их разговор со Степой в аллейке, а потом захоронить труп. А план созрел, когда они все слушали поэму.

— Возможно. Чтение прервалось на торжествующей ноте: «В подлунном мире будет мне подвластно все: блеск золота, дрожь страсти, знанья торжество!»

— Биржевик страдал патетикой. — Лара усмехнулась.

— Не суди слишком строго, он был гений в другом.

— И тут вошла ваша жена.

— Да, как назло… как напоминание: не все подвластно. И склеп, оказывается, ускользнул. Трое друзей остались ждать хозяина, никто из них не покидал гостиную.

— А горничная? — воскликнула Лара.

— Молодец, девочка!

Она продолжала в азарте:

— Петр знал от нее — вы подлили что-то в бокал кузена — и подстроился под ваши действия. Понимаете? Если б он знал, что у вас яд, он бы с облегчением умыл руки. Дело и так сделано! Но он мог предположить, например, снотворное. Вы хотите усыпить соперника, чтоб объясниться с женой.

— И отравил ее и Всеволода именно болиголовом? Невероятное совпадение.

— Почему невероятное? Паоло виделся с Марьей Павловной, вы ж сами сделали вывод, что она кому-то…

— Это я так, в горячке следствия. Не кому-то — я вырвал яд у бабули чуть ли не силой. Стала б она ублажать залетного иностранца.

— Ну вот, мы опять вернулись к французскому флакону, — протянула Лара разочарованно. — Где ж разгадка?

— Где-то рядом, я чувствую. Ее знал Евгений.

— Секретарь был раскаявшимся соучастником, несомненно!

— Я был бы готов согласиться с тобой… Он не дослушал поэму до конца, где герой молитвой прогоняет демона, раскаивается и возвращается на «пепелище предков».

— То есть Всеволод отказался от тайного братства?

— В идеале — да.

— Секретарь не знает об этом, — подхватила Лара увлеченно, — не доносит на убийцу, уверенный, что, если капитал перейдет к вам, вы будете проводить национальную политику.

— Все складно, Ларочка, но знаешь, одно дело теории (даже самые неблагородные), а другое — убийство. Как он мог стерпеть смерть Наташи?

— Был поставлен перед фактом: мертвую не вернуть, теория торжествует, надо договориться с вами.

Я задумался. Мы быстро приближались к парку, ночному нашему прибежищу, в котором, может быть, скрыта тайная могила. Остановились. Я закурил.

— Покойник был кабинетный мыслитель, мечтатель… как подросток, не из нашего века, да. И мог бы ради высочайшей цели пожертвовать жизнью. Но — своей, а не чужой. К тому же он был человек верующий.

— А вы?

— В Бога я верую.

— Как же вы живете?

— Плохо. В какой-то момент я разлюбил Его.

Она заметно вздрогнула.

— Мне еще не приходилось слышать таких оригинальных признаний.

— Тебе неприятно это слышать?

— Не скажу. Когда это случилось?

— Что?

— Ваша «нелюбовь».

— Весной. Оставим эту тему.

Лара поднялась на цыпочки и поцеловала меня в губы.

— Оставим. Я опустошен.

— Не сказала бы.

— Да, единственно, кого могу выносить, — это тебя.

Она нырнула в темный прогал, влажный, благоухающий вином осеннего настоя. Я за нею. Тихий голос сказал в темноте:

— Ваша жена вошла в прихожую, когда вы возились с ядом.

— Да.

— Она могла видеть.

— Не хочу думать об этом.

Лара обернулась, схватила меня за руки, яростно встряхнула.

— Она могла видеть?

— Наверное.

— Ради нее секретарь пожертвовал бы чужой жизнью?

— Не знаю. — Я отвечал как деревянный, губы и горло одеревенели.

— Знаете!

— Не ты первая намекаешь мне, что Наташа вовлекла Всеволода в совместное самоубийство. Зачем? Она бы одна выпила тот бокал. Раз! Два: зачем все усложнять французским флаконом?

— Чтоб отвести подозрения от вас. Секретарь, исполняя ее последнюю волю…

— Погоди. Бог троицу любит. — Я засмеялся. — Три: кто отравил Евгения?

Тут с диким ужасом заметил я, как по смуглому ее лицу разливается неземное свечение, ослепшие глаза замерцали золотыми монетами.

— Что это? — закричала Лара и бросилась бежать прочь к проселку. Я догнал, развернул, и рука об руку мы пронеслись к «пепелищу предков»… Нет не пожар. На нашем месте горел ежевечерний костер, озаряя дом, лица, лес, рождая в нем фантастические тени.

— Евгений! — позвал я. — Евгений!

— Он же мертв, — прошептала Лара.

— Ключ от склепа у меня с собой, — почему-то сказал я.

— Родя, не сходи с ума!

— В гробницу кто-то ходит, ты же знаешь!

— Ну и черт с ними со всеми! — крикнула она. — Объявляю всем призракам в лесу, что согласна стать твоей женой! — Прижалась ко мне изо всех сил, поглаживая мое лицо кончиками пальцев. — Только не сходи с ума.

Однако я настоял — и напрасно: мавзолей оказался заперт, урны и гробы не сдвинуты.

20 сентября, суббота

«Ночи безумные, ночи бессонные…» С утра возлюбленная моя отправилась рисовать психов, я — в Москву. Допотопный, бабкин еще, велосипед она вела с собою.

— Когда вас ждать?

— А можно наконец навсегда — «тебя»? — попросил я с улыбкой (дни и ночи разделяла резкая черта), и она мельком улыбнулась в ответ:

— Тебя ждать?

— Наверное, я переночую дома. Понимаешь, заинтересовала меня одна девица, таинственная, так сказать, незнакомка.

— Уже?

Мы разом усмехнулись; так легко и хорошо было шагать в редком ельничке на обочинах, из которого пушистыми пластами надвигался туман.

— Нет, дорогая, не то, совсем не то. Вчера вдруг является на Восстания и спрашивает Всеволода. А горничная эта лукавая брякнула (предупредила, что ли?) о его смерти.

— Ну, у богатого холостяка могли быть самые разнообразные связи.

— Вот я и хочу проверить эту связь. Что-то в ней есть несообразное… Девочка дико испугалась, потом обнаглела, да и обстоятельства знакомства с кузеном вызывают сомнения.