Инна Булгакова - Крепость Ангела

— И он поверил?

— А как же? — изумилась Лара. — Твой кузен был убежден, что ты меня любишь. Однако нужна была записка… ну хоть намек на самоубийство. Я сказала, что это и есть мое условие, он написал под диктовку: «Я, Всеволод Юрьевич Опочинин, выражаю свою волю: захоронить в моем родовом склепе подателей сего документа».

— Кто такие податели?

— Я объяснила Всеволоду, будто бабка заразила тебя дворянской фанаберией, он так хохотал над этой запиской, говорит: «Не подозревал, что Родька такой «дворянин»… А кто второй «податель»?» Я призналась, что документ тебе только покажу, а хранить его буду для себя: я желаю лежать рядом со своей благодетельницей.

— Не представляю, как брат поверил в такую старомодную чушь!

— Пьяный, — отрубила Лара. — И сам предложил отметить наше сотрудничество.

— А как ты вызвала Наташу?

— Она сама явилась в кабинет… такая возбужденная, на нервах. «Что вы здесь делаете?» «Гуляем! — крикнул Всеволод. — Принеси шампанское и бокалы!»

— Как же ты исхитрилась подлить яд?

— Улучила момент. Всеволод отправился в гостиную за сигарой, а Наташу я попросила принести бутерброд: не могу пить без закуски.

— Тебе необыкновенно везло.

— Нет, я не стала бы рисковать напрасно. Ты мне сам сказал, что на Восстания дым коромыслом, продолжаются поминки. Грех же было не воспользоваться!

— Тем более, — подсказал я, — «Завтра же наследства лишу!». Он и не собирался мне его оставлять, бедная ты моя ведьмочка.

— Заткнись! — Она обиделась. — Не буду рассказывать.

— Будешь, тебе это нравится… Ты торопилась в Опочку для алиби, иначе осталась бы посмотреть на агонию.

— Ну что ты выдумываешь…

— Нет, некие некрофильские тенденции налицо.

Она захихикала.

— А ты угостил братца водичкой, — тут же посерьезнела, — формально, но по сути, по духу ты убил его.

— Я знаю. Дальше.

— Мы выпили… ужасно смешно, как сегодня: «За успех безнадежного дела!» — Всеволод провозгласил. Ну, я сказала, что мне надо в одно местечко, сама найду… Они уже были так заняты друг другом…

— Тебе надо было подбросить в спальню записку и французский флакон.

— Ага! Записку бросила под кровать, ну, вроде упала, а флакон на подушку — чтоб Всеволод оставил отпечатки пальцев, а я всегда в перчатках. Потом распрощалась, хозяин пошел проводить меня к выходу — в прихожей у громадной статуи стоял секретарь… нет, ты представляешь!

— Ничего, не растерялась небось.

— «О, — говорю, — Евгений, как кстати, вы мне нужны на пару слов». Биржевик ушел, сказав на прощание потрясающую фразу секретарю: «Меня не беспокоить ни под каким видом, завтра опознаешь наши трупы». И тот кивнул!

— А ты затрепетала от радости.

— Затрепетала. В действие вступили силы, помогающие мне. Инфернальные силы.

— Всеволод так шутил!

— Я тогда не знала, это потом ваши друзья объяснили. Его фраза… вообще все происходящее так отдавало чудом, так играло на руку нам с тобой.

— Но свидетель-то опасный… Евгений отказался пить?

— Наотрез. «Перепил, ничего не соображаю, сплю наяву… Вы что тут делаете?» — «Исполняю тайное поручение Родиона Петровича к его брату». Прости, мне пришлось слегка вмешать тебя.

— Понятно. Если что — на меня и свалить… «Родя в курсе», — пробормотал я. — Уверен, что не только меня — ты впутала и Наташу, иначе Женька не стал бы покрывать убийство.

— Самоубийство, — поправила Лара. — А почему я должна была щадить продажную тварь? Она предала тебя из-за денег. А я хотела, чтобы ты владел всем миром.

— Для этого надо всего лишь владеть своей душой. Что ты сказала ему про Наташу?

— Что она приезжала к Марье Павловне перед ее смертью.

— Ты и мне соврала, чтоб связать жену с ядом?

— Я рассчитывала, что в память о ней ты угомонишься и покончишь с этим бредовым следствием. — Она засмеялась с досадой. — Убийца собирает против себя улики!

— Что ты еще говорила про нее Евгению?

— Что она в отчаянии, на пределе, кажется, задумала что-то нехорошее… «А сейчас поспите и исполните приказ своего хозяина». (Насчет трупов.)

— Ты так сказала?!

— Да ну! Очень туманно намекнула. Он, конечно, понял только утром и исполнил приказ: опознал. Твой кузен свою челядь вышколил, отдаю должное.

— Жалеешь, что связалась не с ним? Зелен был виноград.

Она крикнула:

— Никогда и ни о чем не жалею! Мне нужен ты… Как ты говорил: «Возлюбленная моя, и пятна на тебе нет». И это правда: ты был и останешься моим единственным мужчиной. — Она улыбнулась загадочно, черные глаза блеснули бездонным блеском.

— Потому что ты по наследству мужчин ненавидишь.

— Ну-ка не делай из меня ненормальную!

— Ладно, дальше.

— Я успела на электричку в 11.10. Киевский вокзал рядом.

«А я так и не успел побывать на Киевском!» — промелькнула неуместная мысль и сгинула.

— Все равно поведение Женьки для меня необъяснимо.

— «Король умер — да здравствует король!» — процитировала Лара исторический пассаж из моих записок.

— Он хранил завещание, по которому капиталы остаются не мне.

— Слишком тайно хранил, то есть собирался в дальнейшем шантажировать нового хозяина.

— И за это ты его отравила?

— Про завещание мне не было известно, а главное — я не знала, как ты замешан! Хотя догадывалась, что мы с тобой — одно целое по великой внутренней свободе, не ведающей страха… Он приезжал сюда восьмого, в понедельник.

— О чем вы говорили?

— Он желал говорить только с тобой (а ты бродил по своему поместью). Я сказала: «Родион Петрович в отъезде, что передать?» «В субботу состоится погребение, чтоб Родя был на месте!» — и сбежал, даже в дом войти отказался.

— И тебе пришлось отложить его смерть до поминок.

— Поверь, я пыталась договориться, двадцать раз звонила… как сквозь землю провалился. — Она странно посмотрела на меня и опять захихикала.

— Думаю, тебе было не до смеха. Очень опасный свидетель для тебя.

— Для нас, — поправила Лара. — Понимаешь, Родя, до поры до времени мне не хотелось выступать перед тобой в роли…

— Отравительницы, — подсказал я. — До той поры, пока я не стал бы твоим законным мужем. Две дозы пошли на Митеньку с его возлюбленной, две — на кузена с Наташей, пятая досталась Евгению. Есть еще одна, последняя. Так?

— Да, любимый мой. — Она смотрела на меня так кротко, по-детски. Неужели существует абсолютное зло?

— Как Марья Павловна догадалась, что болиголов у тебя?

— А как ты догадался?

— Когда тебя вычислил. Забавный эпизод с моим «спасением» ты разыграла, испугавшись, что я выпью воду и все пойму. Я предположил: Марья Павловна узнала про болиголов и свалилась в параличе, но захотела предупредить доктора. «Яд у Лары», — что-то в этом роде пыталась она нацарапать, но не хватило сил. Я прав?