Владимир Гриньков - Когда умирает ведьма

Пахарь согласно кивнул.

— Я же говорю — компаньоны! — внушительно сказал Шура. — А потом блямс — и разругались!

— Из-за чего?

— А я почем знаю?

— Но это точно, что отношения у них расстроились?

— Без базара!

— Давно?

— Несколько месяцев. Тропарев к нам все равно заезжал, все-таки его девчонки у нас танцевали. Но уже без дружбы, чисто по работе.

— То есть Калмыков в этой ситуации встал на сторону Можаева.

— Конкретно! — рубанул Шура воздух своей огромной ладонью. — Если бы не он, Сереге бы еще хуже пришлось.

— Куда же хуже! — вздохнул Пахарь, вспомнив свой визит к несчастной Даше.

— Не скажите! — покачал головой Шура. — Конечно, Калмыков с Cерегиной сестренкой шуры-муры, а все равно Серега ему — кто? Считайте, что никто. А он к нему по-человечески. Серега в горе, работать не может — ему отпуск. Ни Серега, ни Дашка не работают, а квартира-то у них съемная. Калмыков денег дал.

— Много? — второй раз за последние несколько минут ожил Пахарь.

— Конкретно отслюнявил, — одобрительно подтвердил Шура. — Серега себе сразу тачку взял.

— Серебристую, — пробормотал частный детектив Пахарь. — «Жигули» двенадцатые. Да?

— Точно!

— Так она у него новая совсем, эта тачка?

— Ага, — сказал Шура. — Прямо из автосалона.

— В общем, обхаживал Калмыков Серегу как сына родного, — дозревал Пахарь.

Только до Шуры все никак не доходило.

— В смысле? — сказал он и посмотрел на Пахаря сквозь свои черные очки.

Люся увидела, как Михаил выходит из дома.

— Наташ! — сказала она негромко. — А пистолет у него настоящий?

— Конечно, настоящий, — кивнула Наталья.

— А ему зачем?

— Он все-таки охранник. Как же ему без оружия? Мы сейчас в город, за продуктами. Поедешь с нами?

— Не знаю, — сказала Люся. — Так неожиданно.

— Поедем! Хватит тебе в лесу сидеть. Совсем одичаешь.

А там люди. Там магазины. Там хоть какое-то движение.

— Что за город?

— Хартола.

— Большой?

Наталья засмеялась.

— Люда! Во всей огромной Финляндии живет пять миллионов человек. Пол-Москвы. Хартола — это центр общины. Района, если по-нашему. Во всей общине — три тысячи жителей. Вся Хартола: три магазина, два дома и одно отделение банка.

Она снова засмеялась.

— А Дыр-Быр-Тыр? — спросила Люся. — Он с нами?

— Останется дома. За ним присмотрит соседка.

— Хорошо, — сказала Люся. — Я поеду.

Машину вела Наталья. Охранник сидел рядом с ней. Люся устроилась на заднем сиденье, смотрела в окно. За все время, которое она здесь провела, она покидала дом впервые. Ехали через лес, который Люся единственный раз видела в ночи — когда ее сюда привезли. При дневном свете он не виделся ей таким пугающе мрачным. То же безлюдье и отсутствие каких-либо признаков жилья. Порой от дороги, по которой они ехали, ответвлялась узкая дорожка-просека, но куда он вела и вела ли вообще — не понять.

Потом они выехали к дороге, где вместо укатанного снега был вполне сносно расчищен асфальт, и здесь уже попадались дорожные знаки, навстречу одна за другой прошли несколько машин, очень скоро на указателе Люся прочитала: «Хартола», и сразу за заправочной станцией, где они свернули с асфальтированной дороги, начался город: одиноко стоящие одноэтажные дома, расстояние между которыми составляло сотни метров занесенных снегом пустошей. Людей почти не было видно. В одном месте из-за поворота вышли двое, и Люсе показалось, что это Санта Клаусы: оба были в красном и на головах шапки, как у Санта Клауса. Но подъехали поближе и обнаружилось, что это на людях лыжные костюмы и лыжные же шапочки.

— Все равно похоже, — прошептала Люся.

Лес, где нет людей, где много снега, где даже в городе не видно никого — и кому же еще выходить из такого леса, как не Санта Клаусам?

Запиликал мобильный телефон Натальи.

— Алло! — сказала Наталья. — Здравствуйте! Нет, не Люся. Вам Люда нужна? Секундочку!

Протянула трубку Люсе. Это была Светлана.

— Ой, привет! — говорила Люся. — Все хорошо у меня. Нет, не мерзну. У нас в доме тепло. Кто меня искал?

Она не видела, как напряглась Наталья.

— Родственник? Из Иркутска? — растерянно сказала Люся. — У меня нет родственников в Иркутске! Мужчина? Странно! А что говорил? Так. Так. Но кто он такой? Ну какой родственник, Свет! У меня никого там нет. И почему это он меня в университете искал? Откуда он мог знать, где именно меня искать надо? Кто он такой вообще? Ладно, созвонимся. Девчонкам привет. Целую. Все, пока!

Отключила мобильник, озадаченная. Их машина подъехала к супермаркету. Люся протянула мобильный телефон Наталье.

— Странно! — сказала она. — Меня кто-то разыскивал!

Наталья нажала на тормоза слишком поздно, и их машина ударилась в припаркованный у супермаркета автомобиль.

— Осторожнее надо! — бесцветным голосом сказал Михаил, все это время просидевший с каменным выражением лица.

Богдана неприятно удивила бумажная наклейка, с помощью которой была опечатана дверь. Лиловая печать. Надпись от руки: «Опечатано». И дата. Казенно и пугающе. Он в недоумении потоптался перед дверью и даже не решился нажать на кнопку звонка, уже понимая, что произошло нечто нехорошее.

Снизу по лестнице поднималась старая женщина. Увидела Богдана, остановилась несколькими ступенями ниже лестничной площадки, на которой он стоял, и смотрела настороженно-неприветливо.

— Здравствуйте, — сказал пребывающий в растерянности Богдан.

— Здравствуйте, — сухо ответила женщина. — Вы к кому?

— Я к хозяйке этой квартиры. Екатерина ее, кажется, зовут, — демонстративно выдержал дистанцию с вдовой Богдан, угадав неприязнь во взгляде женщины.

— Павлик погиб, — горестно поджала губы женщина, — и она следом за ним. В объятиях любовника.

Она недобро улыбнулась, явно выражая одобрение неотвратимости наказания за земные грехи.

— Как же так! — произнес Богдан потрясенно.

— А вот так! — сказала женщина. — Голые рядышком легли и газ открыли. Он начальником у Павлика был. И совесть, видать, заела. Такая вот жизнь. Бесстыдство полное. Один мужа законного на убийство отправил, другая сразу к любовнику этому в постельку прыг!

Кто-то поднимался снизу по лестнице, были слышны шаги. — А бог все видит! — убежденно возвысила голос женщина. — Наказание выйдет полное, как ни юли!

На лестничную площадку поднялся мужчина в траурно черных одеждах с парой ярко-красных гвоздик в руках. Подошел к двери опечатанной квартиры, будто не замечая присутствующих здесь людей, и сунул гвоздики за дверную ручку, склонив в печали голову.

— А вы к Катерине? — проявила интерес женщина.

Мужчина повернул голову, посмотрел на женщину невидяще и ответил: