Александр Бородыня - Эмблема печали

— Борт 667. Говорит диспетчерская, вы слышите нас?

— Слышу!

— Террористы слышат нас, капитан?

— Нет, — прижимая губы к микрофончику, сообщил капитан. — Террористы в салоне. Они не слышат вас.

— О’кей, — диспетчер сразу перешел на английский. — Постарайтесь создать им максимальные перегрузки при посадке. Нам нужно минут десять.

— Вы хотите, чтобы они у меня от перегрузки сознание потеряли? Не получится!

— Повреждения?

— На борту много детей! Что-то сделаю! Но на многое не рассчитывайте!

Ощутив, как его придавливает к полу, Коша попробовал открыть глаза. Попробовал шевельнуться. Боль пронзила затылок. В нарастающем шуме двигателей он уловил совсем рядом с собою тихий стон. Один глаз не открывался, но второй все-таки удалось разлепить. Он лежал на боку в хвостовой части самолета перед люком, ведущим в багажный отсек. Здесь не было иллюминаторов. В электрическом мертвенном свете Коша разглядел вокруг себя человеческие мертвые тела. Трупы свалили в кучу. Было много крови, и не сразу он смог разобраться, кто есть кто. Торчала криво залепленная красным борода какого-то инвалида, из-под бороды свисал шелковый галстук Мирного, под полами распахнутого мятого костюма проглядывало еще чье-то тело.

Коша напрягся и заставил себя присесть. Он увидел неестественно вытянутую женскую ногу.

— Марина! — сказал он. — Марина!

— Ты жив? — спросил еле слышный ее голос.

— Я — да! — ошалело сказал Коша. — А ты?

— Слушай, помоги! Я уже столько крови потеряла… — сказала Марина. — Ты как, можешь двигаться?

В эту минуту самолет сильно накренился, и трупы поехали на Кошу. От боли он потерял сознание. Когда сознание вернулось, по рукам его и по груди текла теплая чужая кровь. Он снова разлепил левый глаз и увидел прямо перед собою лицо Марины. Лицо Марины было мертвенно-бледным. Ярким пятном выделялись сильно накрашенные губы.

— Кажется, на посадку идем! — сказала Марина и опять потеряла сознание.

Операция по захвату самолета, проведенная в нью-йоркском аэропорту имени Джона Кеннеди силами федеральной полиции, была на редкость удачной: по крайней мере в первой своей фазе. Точно рассчитав место приземления самолета, спецгруппа, состоящая из сорока человек, на двух автобусах, была рядом с «боингом» уже в самый момент посадки. Самолет еще не остановился, а четверо полицейских уже прицепились под ним. Используя мощную электродрель, они моментально проделали отверстие в корпусе «боинга». Через четыре минуты после посадки в отверстие был вставлен шланг. Рука в перчатке отвернула вентиль небольшого баллона, и сильнодействующий снотворный газ хлынул в салон самолета.

Еще семь минут понадобилось, чтобы подкатить трап и при помощи автогена вскрыть двери. Дальше все было не так гладко, хотя обошлось без жертв со стороны полиции. То ли вентиляция «боинга» забрала в себя часть снотворного газа, то ли Никон, почувствовав подозрительный запах, успел воспользоваться кислородным аппаратом, но вошедшего полицейского встретила пуля, выпущенная из его револьвера.

Пуля ударила в бронежилет, и полицейского отбросило.

Группа захвата отступила. Опасаясь за жизнь заложников, огонь не открывали. Было слышно, как внутри самолета громко матерится одинокий бандит, пытаясь растормошить своих головорезов. Потом мат прекратился и Никон прокричал по-английски:

— Я требую… — Он задохнулся от ярости. — У меня сорок детей в заложниках… — Вероятно, все-таки он глотнул газу. Но газ в небольшой дозировке подействовал обратным образом, и Никон обезумел. — Я их всех перестреляю, если вы…

Грохнул выстрел. Убитый в затылок Никон стоял целую секунду посреди спящего первого салона. Потом рухнул.

— Попал! — сказал Коша. Чтобы выстрелить из-под занавески, ему пришлось сначала проползти через весь второй салон, а потом встать на колени. Надо же! Попал!

Марина, наспех перебинтованная разорванным собственным бельем, от звука этого выстрела на мгновение очнулась. В хвостовую часть самолета, отрезанную переборкой, газ тоже не попал. Марина не видела происшедшего в первом салоне, но по неясной для себя причине, прежде чем опять потерять сознание, улыбнулась.

Оттесняемые полицейским кордоном, репортеры издали, с расстояния двадцати метров, все-таки пытались фотографировать. Вспышки фотокамер слепили сходящих по трапу полусонных детей. Одна за другой подкатили четыре медицинских машины, и через несколько минут из самолета сначала вынесли носилки с Мариной, потом с Кошей. Марина была без сознания. К машине, куда уже поставили носилки, подошел человек в штатском. Он показал офицеру полиции какое-то удостоверение, и тот отступил.

— В каком она состоянии? — спросил этот человек у врача, пристраивающего капельницу над больной.

— Все в порядке! Много крови потеряла. Но серьезных повреждений, кажется, нет. Только руку вряд ли удастся восстановить!

Марина шевельнулась, но глаз не открыла.

— Коша! — прошептала она. — Стреляй!..

— Бредит! — сказал врач.

Склонившийся над Мариной Владиславовной человек вовсе не был Кошей. Если бы она все-таки открыла глаза, то узнала бы Петра Петровича, сотрудника Интерпола. Веселый же бандит, пребывая в сознании, удобно устроился на своих носилках и все пытался повернуться в сторону направленных на него фото- и видеокамер, продемонстрировать свою героическую улыбку.

Вслед за ранеными из самолета вынесли, один за другим, четыре черных пластиковых мешка, застегнутых на длинные металлические молнии. Трупы погрузили в специальную машину и, так же как раненых, скоро увезли.

Минуя обычный таможенный контроль, всех пассажиров рейса 667 на некоторое время изолировали в специальном зале. Нужно было отделить бандитов от инвалидов. В первый момент хотели избавить детей от тягостной процедуры, но тут же выяснилось, что и среди школьников прячутся несколько малолетних уголовников.

Когда и автобусы с пассажирами, и медицинские машины укатили, пришла очередь груза. На борт поднялись несколько специалистов. Им потребовалось немало времени, чтобы обнаружить искомое. Солдаты в пятнистой форме спускали ящики с игрушками через багажный люк, и другие солдаты, не распаковывая, ставили их в военные грузовики. Через два часа и эти грузовики, и полицейские машины покинули взлетную полосу.

Группа американцев, приехавшая в аэропорт имени Джона Кеннеди для встречи с обездоленными русскими детьми, сперва оттертая репортерами, вскоре собралась с силами и устроила прямо на летном поле небольшую манифестацию. Над этой группой, к которой присоединились и несколько десятков пассажиров аэропорта, даже поднялись небольшие самодельные плакатики. На одном из плакатиков было написано: