Александр Бородыня - Эмблема печали

На минуту в купе сделалось совсем тесно, вошедшим нелегко оказалось развернуться с двумя трупами, и Петр Петрович помог, приподняв со своей стороны тело велосипедиста и протолкнув его в испорченную дверь. Мертвая голова Константина тупо стукнулась о зеркало.

Лида, не отнимая от стола головы, тихонечко зарыдала.

— Ну, не надо. Не надо так убиваться, девушка… — сказал детина в матросской робе. — Они были, честное слово, не лучшие из людей. — Он присел рядом с Вадимом, усаженным уже на нижнюю полку, но так еще и не пришедшим в сознание. — А с тобой нам надо поговорить. У меня к тебе есть вопросы.

Но ни похлопывание по щекам, ни поднесенный к носу несчастного педагога флакончик нашатыря результата не дали. Тело велосипедиста только сводило иногда судорогой. И несколько стонов было единственное, что удалось из него извлечь.

— Да оставьте его, хватит уже… — попросил вежливо Петр Петрович, завинчивая крышечку на флаконе с нашатырем. — У него сотрясение мозга, кажется, серьезное. Да к тому же и шок. Не шутка, в первый раз человека убил.

— А думаете, во второй раз легче? — полюбопытствовал детина, и во рту у него отчетливо блеснули золотые зубы.

— Думаю, легче.

— А в третий?

— В каждый следующий легче, чем в предыдущий, опыт набирается. — Петр Петрович убрал флакончик обратно в свой чемодан. — Я думаю, если он даже придет в сознание, то все равно ничего не скажет.

— Переборщил я, — грустным голосом согласился детина. — Ну да и Господь с ним, по сути дела, можно обойтись без него. Мальчики! — позвал он и хлопнул большими ладошами, как делают воспитатели в детском саду, пытаясь организовать общую игру. — Мальчики, будем шмонать купе. И поподробнее.

Два мальчика, оба бритоголовые, неряшливо одетые, ловко, со знанием дела выпотрошили рюкзаки велосипедистов, распространяя вокруг себя почему-то запах одеколона «Соваж». Чуть позже стало понятно, что дорогой туалетной водой обильно политы их бритые головы.

Мальчикам на вид было никак не больше шестнадцати — восемнадцати лет, но их мелькающие в чужих вещах руки работали с проворством бывалого таможенника или опытного вохровца. Покончив с рюкзаками, они так же без тени робости обработали и чемодан Петра Петровича. Тот, что был в грязной рубашке, препарировал вынутым из кармана скальпелем кожаную сумочку Лиды прямо в луже на столе.

В пять минут купе было превращено в дикую свалку вещей и продуктов, а еще через пять минут все было тщательно просмотрено и свалено в кучу. Сумка Лиды была безнадежно испорчена, и левый замок с непослушного чемодана в горячке сбит.

— Нет здесь ничего! — сказал мальчишка сконфуженно. В мутном свете, падающем из окна, поворачивающийся его череп казался скользким. — Ну, ей-богу, Мирный, нет ничего!

— Этого осмотрите! — верзила в матросской робе указал на Вадима. — Нужно его раздеть.

Он наклонился и, подобрав с пола почему-то осколки пуговицы и маленькую арбузную корку, рассматривал эти предметы пристально, пока молодые люди раздевали донага велосипедиста-педагога.

— Нету, Мирный! — Бритая голова задралась, молодой человек сидел перед раненым на коленях. — Нету! — Он заискивающе и немного напуганно смотрел на верзилу. — Что будем делать?

— Найдем! Куда оно денется. — Верзила сдавил пуговицу и арбузную корку в большом ободранном кулаке и сказал, обращаясь к первому подростку: — Пойди скажи ребятам, что на стреме стоять больше не стоит, некого нам здесь стрематься. Станция через три часа. — Он перевел взгляд на Лиду, спокойно сидевшую на своей нижней полке, и вежливо попросил: — А вы раздевайтесь пока, девушка.

— Зачем? — искренне удивилась Лида.

— Как у доктора. Совсем раздевайтесь.

Сопротивляться не имело смысла. Больше не пытаясь ничего сказать, Лида начала расстегивать на своей блузке перламутровые пуговицы. Было понятно: лучшее, что сейчас можно сделать, это изображать перепуганную насмерть дуру. Все равно ее заставят раздеться. Так лучше это сделать самой. Второй подросток хихикнул и сказал в кулак:

— Слышь, Мирный, а доктора бывают разные, ты ей не сказал, у какого доктора… У терапевта, к примеру, до трусов оголяют!

— Действительно, — согласился верзила и опять посмотрел на Лиду. — Раздевайтесь, как у гинеколога. Догола. Это действительно принципиальный вопрос.

Рука девушки нервно прыгнула. Вся напрягшись, она заставила себя подняться на ноги и продолжала расстегивать пуговицы.

— Послушайте! — неожиданно сказал Петр Петрович немножечко уже другим голосом, однако не теряя иронии. — Хватит вам. Товара здесь нет. Ни денег, ни наркотиков.

— Я что-то слышал? — Очень медленно Мирный повернулся и уставился глупыми большими глазами на Петра Петровича.

— Я сказал, что в нашем купе героина нет. Я видел этот пакет. Там, кажется, некоторая сумма денег и порошок. Перед Орлом Константин выходил. Вероятнее всего, он спрятал пакет где-то в вагоне.

— А откуда тебе известно, что я ищу героин и деньги?

— Ну-у! — восторженно протянул подросток, так и сидящий на корточках со скальпелем в руке.

— Он выходил не больше чем на три минуты, — продолжал Петр Петрович так, будто его и не прерывали. — Я, правда, читал в это время книгу, но у меня хорошее чувство времени. За пределы вагона вряд ли он успел выйти. Если только выбросил пакет в окно. Но это мало вероятно. Не думаю.

Петр Петрович привстал, дотянулся до своего пиджака, аккуратно разложенного на сетчатой вещевой полке, и двумя пальцами отвернул отутюженный лацкан.

Отразив свет из окна, что-то блеснуло. Лиде показалось, что к лацкану пиджака был прикреплен какой-то значок с изображением серебряного цветка.

— Весьма печально будет, если я попрошу вас о чем-то, о какой-нибудь маленькой материальной услуге, — сказал Петр Петрович и опять поправил лацкан.

— Очень, очень интересно, — сказал Мирный и опустился напротив Петра Петровича на полку. — Все вон отсюда! — прибавил он, не меняя направления своего взгляда. — Все вон!

Подросток, даже не поднимаясь на ноги, выгнулся мостиком. Следующим почти акробатическим движением он с сопением выбросился в коридор. Его будто тихо сдуло. Но Лида, желая задержаться в купе, продолжала изображать идиотку, парализованную страхом. Она заметила блестящий значок на пиджаке Петра Петровича. От одного вида этого значка бандит переменился в лице. Ей хотелось понять, в чем тут дело. Она расстегнула манжеты на кофточке и сняла ее, завела руки за спину и, все так же сохраняя неподвижное выражение лица, расстегнула на себе бюстгальтер.

— Выйди вон, сучка! — гаркнул Мирный.

Оказавшись в коридоре и увидев перед собою за стеклами все так же разворачивающуюся и несущуюся назад грязно-зеленую ленту, Лида наконец расслабилась. Она вытерла краем желтой занавески глаза. После чего, не долго думая, вырвала эти занавески вместе с металлическим штырем, стянула вниз сперва левую, потом правую и ловко соорудила прикрытие для груди. Когда она затягивала маленький узел, подросток, сидящий на корточках и, высунув язык, наблюдающий восхищенно за процедурой, сказал: