Александр Бородыня - Эмблема печали

Никон внес в купе фонарь. Коша склонился к убитому им человеку и перевернул его.

— Дядя, — сказал Коша, — хотел бы я у тебя кое-что спросить, да жалко, ты мне ответить уже не сможешь. Но если ты, дядя, сюда сам пришел, то пришел ведь не просто так?.. — Поворачиваясь, Коша осматривал купе. — Пакетик где-то здесь должен быть!

Он наклонился и поднял лежащий рядом с головой такой же круглый и темный, как голова, предмет.

— Так ты, значит, за арбузом сюда приходил, дядя? Ты, оказывается, в нашем поезде свой арбуз позабыл! Не доел, значит, и вернулся?

Прежде чем покинуть купе, Коша передал арбуз Никону и, склонившись к мертвецу, пошарил в его карманах.

— Посвети, — открывая паспорт мертвого, попросил он.

Неловко перекладывая арбуз из руки в руку, Никон приподнял фонарик.

— И что ж ты, Петр Петрович, — сказал Коша, вглядываясь в паспорт и переводя взгляд с фотографии на лицо мертвого. — Зачем ты арбуз в поезде оставил, если он тебе так дорог, почему сразу с собой не прихватил?

Прожектор, освещающий издали вагон, на мгновение погас. Нога в тяжелом ботинке наступила на руку Лиды. Лида нарочно громко застонала. Она могла бы стерпеть, но хотела как-то предупредить Алексея. Подняв голову от земли, Лида увидела, как прямо в руки омоновцев из двери вагона соскользнула его маленькая фигурка.

Внутри вагона опять выстрелили, и громкий знакомый голос веселого бандита объявил:

— У меня тут заложник. Если не договоримся полюбовно, я ему башку оторву.

Вокруг произошло сильное движение, омоновцы перестраивались.

— Чего ты хочешь? — спросил знакомый голос через мегафон.

— Освободите первую дверь. Подгоните на соседний путь паровоз без вагонов.

«Неужели они выполнят его условия? — думала Лида, когда ее и Алексея под конвоем вели вдоль товарного длинного поезда. — Откуда там заложник?.. Неужели непонятно, заложник — тоже бандит!»

— Погодите… — попросила она сопровождающих ее омоновцев. — Погодите, ведь заложник — это просто второй бандит. Это обман.

— Там был еще кто-то! — сказал Алексей.

— Ты уверен?

— Да. Как ты думаешь, в кого он стрелял?

— А арбуз был?

— Я не видел. — Он склонился к ее уху: — Попробуем еще раз вернуться!

Уже из окна кабинета, куда их привели, Лида увидела черный маслянистый паровоз. Паровоз мелькнул вдоль платформы и скрылся с глаз.

За столом перед ними сидел усталый майор в защитной форме.

— Показания давать будете? Или потом? — спросил он, обращаясь к Алексею.

— Я скажу все, что вам будет интересно, отвечу на все вопросы, — сказал Алексей. — Но только вы сначала выполните одну мою небольшую просьбу.

— Это смотря какую просьбу!

— Сейчас вы наберете телефонный номер. Я вам его продиктую. Вы удивитесь, но на том конце окажется ваше непосредственное начальство, полковник Прохоров. Вы скажете вашему непосредственному начальству о том, что вы нас задержали. И послушаете, что он вам ответит.

— А что он мне ответит? — без особого любопытства спросил усталый майор.

— Он попросит записать наши паспортные данные и отпустить сейчас же.

— Больше ничего?

Загудел недалеко невидимый паровоз. Загремел неразборчиво на расстоянии голос, усиленный мегафоном.

— Может быть, он еще предложит вам принести извинения, — сказал Алексей. — Но этого я точно не знаю. Может быть, и нет.

На некоторое время их оставили в покое. Из обрывочных переговоров по телефону и приказов, отдаваемых устно, Лида поняла: на поданном для бандитов паровозе спрячутся в угольной яме несколько омоновцев, и, когда паровоз уйдет за пределы станции, они нападут. Никто и не принимал всерьез мифического заложника, задача ставилась иная. Группа захвата не хотела перестрелки в пределах станции, потому что могли взорваться цистерны с нефтью или погибнуть невинные люди. Сквозь толстые стены в кабинет пробивался шум толпы.

Пассажиры слышали выстрелы, но никто не желал уходить далеко от вдруг открывшейся кассы. Раненый начальник станции, отказавшись от госпитализаций, приказал составить дополнительный на Москву и, отбиваясь от врачей, изучал возможности графика, пытался втиснуть несуществующий поезд, вел переговоры с Москвой, ругался. Только уже ближе к полуночи он дал согласие и сам, почти без посторонней помощи, вошел в машину «Скорой», где и прилег на носилки.

— Ну, теперь давайте вами займемся! — сказал усталый майор, возвращаясь на свое место за столом. — По какому номеру вы предлагаете мне позвонить?

Через десять минут покидая здание вокзала, Лида никак не могла отделаться от ощущения, что здесь какой-то обман, подвох. Она никак не могла поверить, что после дурацкого телефонного звонка их вот так просто взяли и отпустили.

— Он что, родственник, что ли, твой? Этот Прохоров?

— В каком-то смысле.

— Дядя?

— Скорее уж сын. — Алексей грустно улыбался. — Неужели ты до сих пор не поняла? Ему отвечал мой персональный компьютер. Я на всякий случай зарезервировал телефонный номер, и синтезатор по первому требованию выдал соответствующий текст. Давай мы потом об этом поговорим.

— Но если он не… то почему?..

Остановившись посреди площади, Лида смотрела на белую машину. За стеклом машины на заднем сиденье она ясно увидела знакомое женское лицо.

— Смотри, это же Марина!

— Где?

Белые «Жигули» развернулись и покатили прочь. Задний номер так отблескивал фонарным светом, что толком не разобрать.

— Там была эта Марина! — сказала Лида. — Я ясно видела. У меня глаз художника.

— Все равно они уехали, — сказал Алексей. — Пойдем куда-нибудь поедим. Страшно жрать охота. Нам еще придется вернуться сюда.

«Не будут они здесь тир устраивать… Не станут. Мы же можем и в сторону зала ожидания пальнуть… — прижимая ствол к голове Никона, думал Коша. Он медленно двигался вдоль цистерны. — Они на нас потом нападут. На паровозе, наверное, спрячут несколько человек! Не страшно…»

Поднявшись по черной лесенке наверх, на паровоз, Коша вынужден был ждать, когда Никон также сможет подняться. Никону это было трудно. Одна рука его повисла плетью, а в другой он сжимал небольшой арбуз. Арбуз выскальзывал, но Коша успел уже объяснить, что пакетик, скорее всего, внутри этой бахчи, и выронить его Никон не мог себе позволить.

— Пошел вон! — сказал Коша и, двинув рукояткой пистолета машиниста по затылку, спихнул его вниз.

— А ты с машиной с этой справишься? — спросил Никон, осторожно опуская арбуз на пол и сам присаживаясь.

— Ты справишься, — сказал Коша. — Я покажу, на что нажимать.

— Почему я?

На Кошу глянули снизу измученные глаза.

— Потому что я пока пойду пошарю в угольной яме. Мне почему-то кажется, что нам в уголь гадости подмешали.