Александр Бородыня - Эмблема печали

Суеверно переступая белые линии на полу, Лида пыталась осознать, что вот только несколько часов назад был живой человек, молоденький, очень талантливый студент, а теперь от него остался лишь меловой след, похожий на неуклюжий рисунок ребенка.

— За что они их? — спросила она, и эхо немного усилило голос.

— Ты же знаешь, — отозвался Алексей. — Они взялись изготовить большую партию наркотиков. А потом совесть замучила. Решили прекратить. Впрочем, и за одну партию они получили более чем достаточно.

— А зачем им нужно было столько денег?

— Для своей работы. Они хотели синтезировать первичное состояние Вселенной. Маленькая физико-химическая модель. В общем, могло получиться очень опасно. Но они об этом не думали.

Поднявшись наверх, в кабинет директора, Лида присела на диван, раскинула руки, зажмурилась, она представила себе, что все это просто приснилось, что вот сейчас откроет глаза и увидит солнце за окном.

— Милиция теперь быстро работает. — Алексей зачем-то выдвигал ящики письменного стола. — Приезжают, когда все закончилось. Раз-два — подобрали трупы, три-четыре — все обежали… Сели в машины и уехали! — Он держал в руках какой-то вынутый из стола листочек. — Пошли, — сказал он. — Здесь должна быть еще одна лаборатория. Может быть, кто-то остался.

Бегом они спустились по лестнице, прошли, раздавливая стеклянные осколки, через цех во втором этаже. Помещение за цехом не было освещено, и Алексей снова воспользовался фонариком.

— Наверное, нарочно лампочку разбили, — сказал он, обшаривая лучом стены. — Чтобы менты дверь не нашли.

Но живых все-таки не оказалось. В небольшом, открывшемся за незаметной железной дверью цехе, так же как и везде, царил разгром. Алексей нашел выключатель. Загудели под белым низким потолком неоновые трубки. Кругом выдернутые провода, такое же битое стекло, перевернутый стол.

Алексей замер с рукой на выключателе.

— Бедный Паша! — сказал он.

Паша лежал на спине, и одна его рука в задранном белом рукаве все еще тянулась к высокой колбе, криво стоящей внутри прибора. Тело его было в трех местах пробито пулями. Ногами к мертвому директору, почти подошва к подошве, лежало другое мужское тело, темно-коричневый костюм сразу бросался в глаза на светлом линолеуме пола. Маленький автомат с узеньким магазинчиком, чуть-чуть загнутым вперед, отброшен к стене, скрюченные мертвые пальцы вцепились в тонкую ножку лабораторного стола, а на пиджаке — большая дырка, и сквозь дырку в белых лохмотьях виден был целенький металл бронежилета.

Подвинув носком ботинка лежащее на полу длинное охотничье ружье, Алексей наклонился к девушке. Элли, так же как и Паша, лежала на спине. Ее светлые волосы шевелились в струях сквозняка, а голубые глаза, прищуриваясь, смотрели в потолок.

— Жива?

— Нет.

— Я не понимаю… — Лида, сдерживая подступившие слезы, отвернулась и смотрела напряженно на металл, торчащий из-под коричневого костюма. — Почему?

— Чего ты еще не понимаешь?

Алексей осторожным движением закрыл мертвые глаза.

— Почему он умер, этот бандит? В нем нет ни одной дырки. Она влепила ему заряд из ружья прямо в бронежилет.

— Так бывает… — сказал Алексей. Он взял за руку Лиду и, перед тем как вывести ее из комнаты, погасил свет. — Пуля бьет в жилет и не пробивает его. Но человек умирает просто от разрыва сердца. Аритмия. В особенности если стрелять в упор из охотничьего дробового ружья двенадцатого калибра.

Повернув голову в полутьме, Лида сквозь собственные слезы увидела слезы, выступившие на глазах Алексея. Голос его дрогнул, но он продолжал:

— Я отомщу за вас, ребята. — Казалось, он обращается уже не к ней, а ко всем здесь, к невидимым теням погибших, витающим вокруг в колеблющемся мраке пустого заводского цеха. — Я их уничтожу. Всех! — Алексей выпустил из своих пальцев руку Лиды и быстро пошел по гулкому полу. — Я обещаю: ни один из бандитов не останется жить. Они все сдохнут. И это произойдет очень, очень скоро! Я убью их всех!

— Что ты такое говоришь, Алешка? — громким шепотом спросила Лида, и эхо подхватило шепот. — Что ты говоришь? Кого ты убьешь? Как?

— Извини! — Алексей понизил голос. Он распахнул железную дверь на лестницу, и дверь оглушительно скрипнула. — Всех не получится, — сказал он, и зубы его неприятно скрипнули. — Их слишком много!

Выбравшись через те же ворота, Алексей и Лида опять взялись за руки. Медленно они шли вдоль бесконечного бетонного забора. Когда тошнота, заставившая Лиду на некоторое время замолчать, все-таки отступила, она сказала:

— Но почему?! Почему так?! Жестоко. Бессмысленно. Просто глупо… Неужели не было какого-то другого пути?!

— Был, — отозвался Алексей. — Но они не знали его.

— А ты знаешь?

— Я попробую… — Истерика, охватившая Алексея в цехе, теперь прекратилась, но пальцы его, сжимающие пальцы Лиды, были ледяными и жесткими. — Я должен отомстить. И я отомщу за их смерть…

Таможенный контроль вообще дело хитрое, требующее как опыта, так и интеллекта, а таможенный контроль в международном аэропорту Шереметьево-2, когда улетающий из страны на месяц обыватель хорошо знает, что вернуться он может совсем в другую страну, можно сравнить, пожалуй, только с компьютерным ребусом. Правда, и с самым сложным ребусом здесь справлялись. Ничем ты работников аэропорта уже не удивишь. Но туристическая группа, прибывшая из Пекина двадцать первого сентября, поразила и видавшего виды таможенника, и молодого таможенного инспектора, только второй месяц работающего на контроле.

У китайцев, всего их было четырнадцать человек, вообще не оказалось вещей. Ни ручной клади, ни багажа. Одинаковые кашемировые свитера, кеды, дешевые джинсы, вежливые улыбки на одинаковых желтых лицах. Исключение составляла только маленькая спортивная сумка, висевшая на плече руководителя группы.

Группа прошла через контроль бесшумно, как хорошо смазанный стержень поворачивается в новеньких подшипниках. Ни на одном из четырнадцати человек не оказалось ни одного грамма металла. Ни ключа в кармане, ни металлической пряжки на ремне, ничего. Из сопроводительных документов следовало, что группа прибыла в Москву только на один день с целью проведения экскурсии и осмотра мавзолея Ленина. Покинуть столицу китайцы должны были самолетом той же компании рейсом Москва — Пекин, через восемнадцать часов после приземления.

Подобная абсолютная стерильность вызвала подозрение. И был произведен личный досмотр пяти из четырнадцати человек. Двух женщин и трех мужчин. В результате досмотра также ничего обнаружено не было. Когда группа из Пекина спустя почти сутки проходила таможенный контроль при посадке, обескураженные инспекторы опять проверили китайцев, но на этот раз личному досмотру подвергли уже поголовно всех. И опять ничего не нашли.