Александр Бородыня - Эмблема печали

Подсев во время обеда за столик Жукова, Чухонцев, не излагая, конечно, сути своего замысла, попросил одолжить ему для следственного эксперимента один экземпляр «Эмблемы».

— Понимаешь, Саша, — говорил он, наблюдая за тем, как с аппетитом Жуков уничтожает горячее, жирное второе — бефстроганов с картошкой. — Чувствую, что мой клиент причастен к этому делу, а взять нечем. Хочу попробовать его расколоть!

— Давай вместе, — поднимая глаза от тарелки, предложил Жуков. — Проведем как цельную акцию. Если получится, и тебе хорошо, и мне неплохо.

Что Максим Афанасьевич мог ему ответить? Не мог же он сказать, что брошка с изображением лилии нужна для провокации. Не мог же он идиота Жукова посвятить в свою проблему. Посвятить Жукова в происходящее — и Лефортово гарантировано.

Вечером того же дня, возвращаясь домой, Чухонцев ощутил сильное беспокойство. Припарковав машину на обычном месте, он внимательно осмотрел стоянку. Девять часов. Как раз включили фонари. Асфальт после дождя блестит. Никакого предупреждения не было, но чутье подсказывало Чухонцеву, что нужно быть осторожным.

Возле подъезда, заехав передними колесами на бордюр тротуара, стояла машина. Белый БМВ. В машине сидел шофер. Прежде чем войти в подъезд, Максим Афанасьевич вынул из кобуры под мышкой свое личное оружие — в последнее время он всегда имел его при себе — и, сняв с предохранителя, сунул в карман плаща.

Он не ошибся, двое верзил стояли возле лифта. В глаза бросились сломанный боксерский нос одного и неестественная бледность другого, такая кожа бывает только у наркоманов на определенной стадии.

— Максим Афанасьевич? — спросил тот, что был с покореженным носом.

«Непрофессионалы… — мелькнуло в голове Чухонцева. — Слава Богу… Кто же задает такие вопросы?»

Не вынимая руку из кармана плаща, он выстрелил дважды на поражение, ни один из киллеров даже не успел выхватить своего оружия. Он легко мог бы просто ранить и того и другого. Он не сделал этого, желая избежать расследования, где колоть бандитов придется вовсе не ему.

В отчете, составленном на следующий день, Чухонцев указал возможные причины покушения, такие, как ему было удобно. Проверить его было нельзя.

Закончив отчет для начальства, Чухонцев долго сидел в кресле, размышляя, что же дальше, потом все-таки решился. Он снял телефонную трубку, включил транскодер и набрал номер.

— Хариф? — спросил он в трубку.

— А, — послышался знакомый голос на том конце. — Максим Афанасьевич, ты живой еще?

— Хариф! Не за тем охотитесь, — сказал Чухонцев. — Не меня нужно убирать. Меня самого подставили. Нужно встретиться.

Они не виделись несколько недель. Лида долго не могла забыть страшные мертвые лица студентов, картину разгрома на бывшем военном заводе. Против воли сохранялось в памяти юное женское лицо, кажется, девушку звали Элли. Несколько раз страшная картина повторялась во сне, и даже во сне звучал истерически громкий голос Алексея: «Я их уничтожу. Всех! Я обещаю, ни один из бандитов не останется жить. Они все умрут. — Голос эхом отдавался во мраке пустого заводского цеха. — И это произойдет очень, очень скоро! Я убью их всех!»

По дороге в Москву в поезде между ними не было сказано ни одного слова. Лида понимала, что Алексей вовсе не виноват в происшедшем, но непроизвольно отдергивала пальцы, когда он пытался взять ее за руку. В Москве на вокзале они просто разошлись в разные стороны.

Постепенно она успокоилась, неосознанное отвращение прошло, и всплыло множество вопросов. Набирая телефонный номер, Лида, наверное, обманывала себя.

«Я хочу разобраться в происшедшем, нельзя же вот так просто все забыть», — думала она, в то время, когда просто хотела услышать голос Алексея, увидеть его, заглянуть в глаза.

— Алексей? — спросила она в телефонную трубку. Лида старалась, чтобы голос не выдал ее неожиданного волнения. — Ты меня слышишь?

— Лида, ты? Почему не звонила столько времени? — послышался его голос, ослабленный плохой слышимостью. — Я думал, ты уехала.

— Да куда я уехала? Здесь я, учусь! Слушай, нам нужно встретиться! У меня к тебе осталась куча вопросов.

— Когда ты хочешь?

— Что, если сейчас? Где-нибудь в центре? Ты свободен?

— Не совсем. Вот если ты сможешь приехать ко мне…

— Конечно, приеду. Диктуй адрес.

Студенческое общежитие — поставленные вблизи трассы, посреди размытого глинистого пустыря, впритык друг к другу буквой «Т» две пятиэтажные коробки — найти оказалось нетрудно. Всего-то четыре троллейбусные остановки от университета. Но вот проникнуть внутрь Лиде сразу не удалось. Въедливый вахтер так долго проверял ее паспорт, а потом так долго дозванивался кому-то, уточняя время посещения, что она чуть не сломала от раздражения каблук новенькой туфли, притопывая по грязному кафелю. Наконец вахтер опустил трубку на звякнувшие рычажки и проинформировал:

— Посещения разрешены до двадцати двух. Сейчас двадцать пятьдесят шесть. Если вы не выйдете вовремя, будут неприятности, девушка. Комната триста первая. Это на третьем этаже.

Лида была поражена наличием отдельных квартир, она ожидала увидеть стандартную полупьяную общагу. Квартира Алексея находилась в самом конце коридора. Сообразив, что она звонила именно сюда, что здесь, в этой студенческой келье, стоит даже телефон, Лида отметила, что, может быть, вахтер и прав и не следует задерживаться после разрешенного времени. Может кончиться такая задержка чем-нибудь ненужным, если не постелью, то выпивкой. А если выпивка, то и постель.

Она привыкла задавать тон только сама — приглашать к себе и наливать тоже сама. От этих собственных мыслей Лида испытала новый приступ раздражения.

Однако увидев щуплую фигурку Алексея, распахнувшего дверь, она даже смутилась, такими глупыми показались ей сразу все эти мысли. Маленький, бледный, со спутанными волосами, он смотрел на нее ехидно, и его тонкий рот радостно растягивался.

— Привет! Заходи… Что будешь пить?

— А что ты можешь мне предложить?

Она забралась с ногами в огромное кожаное кресло и разглядывала комнату. Кресло было еще теплым. На широченном подлокотнике лежала какая-то книжка по кибернетическим системам на английском. Кроме кресла в комнате был большой стол. На столе возвышался сильно навороченный компьютер. Компьютер был выключен. Ободранный округлый шкаф, даже дивана не было, только драные половички на полу и раскладушка, застеленная серым одеялом.

— Кофе? Виски? А хочешь стаканчик кефиру?

Лиде стало весело. Он стоял посреди комнаты такой беспомощный, такой смешной — он был совершенно тот же Алешка, которого она встретила когда-то, — и предлагал выпить кефиру.