Александр Бородыня - Эмблема печали

— Виски с апельсиновым соком, — Лида щелкнула пальцами. — Надеюсь, у тебя есть апельсиновый сок?

Апельсинового сока не оказалось. В маленькой кухне Алексей смешал пару коктейлей. В холодильнике нашлось полбанки компота из ананасов и лед. Подавая высокие лабораторные стаканы с коктейлями и опускаясь у ног Лиды на полу, он сказал:

— Соломинки нет, если хочешь, могу дать тебе чистый катетер.

Лида тряхнула головой.

— Нет, — усмехнулась она. — Не нужно.

Стаканы встретились в воздухе на уровне ее чуть задранного, затянутого в капрон колена. Они выпили.

— Вроде у тебя в прошлый раз не было косы? — сказал Алексей.

— Нет, это не парик. — Лида поставила свой стакан на подлокотник. Она пропустила через пальцы туго заплетенную косу. — Моя собственная. Только я ее зачем-то отрезала. Но видишь, и так носить можно. А то меня без косы никто узнавать не хочет.

— Ладно, — сказал Алексей. — Расскажи, что произошло? Ты ведь не просто так пришла?

— Ничего, — сказала Лида. Ей было приятно с ним встретиться, но она вовсе не хотела этого показывать. — Просто остались после нашей последней встречи некоторые вопросы.

Лида допила свой коктейль и зачем-то отдала пустую емкость Алексею.

— Что ты хочешь узнать?

Он смотрел ей в глаза, и все заранее приготовленные вопросы потерялись под этим взглядом. Испытав неудобство, Лида поняла, что будет еще хуже, если пауза продлится хотя бы минуту, и она выдала первое, что пришло в голову:

— Я бы хотела узнать, например, кто же был тот человек в поезде? Ты помнишь, о ком я говорю, тот, что сначала напугал тебя, потом ему дали по голове и увезли на «скорой», а потом, когда мы лазили ночью по станции, его застрелили в отцепленном вагоне. Ты можешь мне про него рассказать?

— Любопытство заело?

— Считай, что так.

— Хорошо, но, собственно, я и сам не знаю, кто он. Мне нужно было это выяснить. Понимаешь, когда я запустил программу «Эмблема печали», в первый же момент произошла накладка. Я до сих пор сам не понимаю, из-за чего это случилось.

— Неужели тебя кто-то может обставить?

— Он был единственный, кто купил в фирме лилию, — сказал Алексей. — И он первым воспользовался ею. Все было сделано с точностью до минуты. Официально приобрел значок в магазине, за двадцать пять тысяч баксов. Наличными уплатил. Потом воспользовался, там была какая-то ерунда, что-то в коммерческом ларьке. Позвонил по телефону, и программа оказалась запущена на час раньше, чем я предполагал. Я тогда подумал, что он знает обо мне больше, чем я сам. А потом я просто потерял след этого человека. Заметь, я потерял след, а он запустил систему раньше времени, значит, мог следить за каждым моим действием. И я испугался. С большим трудом я вычислил его через картотеку Интерпола. А потом я встречаю этого Петра Петровича в поезде. Как ты думаешь, что я мог подумать?

— Совпадение исключено? — спросила Лида.

— Да, видишь как, получается слишком много совпадений. Бандиты нападают на поезд, и в то же самое время другая банда громит завод, и как бы не имеющий ни к чему отношения человек с арбузом. Что я должен был подумать?

— Погоди, — сказала Лида, напряженно припоминая детали происшедшего. — Это его пристрелили в отцепленном вагоне?

— Да, — вздохнул Алексей и проглотил свой коньяк. — Его убили. Только вот что меня беспокоит. Из отчета МВД я узнал: бандиты унесли арбуз, помнишь, ты рассказывала про анекдотический обмен арбузами на вокзале? Этот обмен плюс данные Интерпола с восьмидесятипроцентной гарантией доказывали, что в мякоть арбуза был введен «китайский белок» — активное химическое соединение. Помнишь? — Лида кивнула. — Так представь себе, они его съели в сторожке у светофора. Полезли под омоновские пули, получается, только для того, чтобы насладиться этим случайно оставленным в вагоне арбузом. Вывод: арбуз был чист, ничего в нем не было.

— Ерунда какая-то! — сказала Лида. — Значит, ты ошибся. Выходит, что этот Петр Петрович сперва оставляет обыкновенный арбуз в вагоне, потом ночью возвращается за ним и нарывается на пулю? Его ведь убили, если я правильно понимаю?

— Не совсем! — возразил Алексей. — Тут много непонятного. Честно говоря, я думаю, что он просто вычислил меня. С арбузом я ошибся, сделал неправильные выводы. Видишь ли, я подумал, что если он торговец наркотиками, которого разыскивает международная полиция, то в арбузе может оказаться химический препарат.

— А с чего ты взял, что он торговец наркотиками?

— Забрался в чужой компьютер. Там было его досье с фотографией. А потом этот файл исчез. Так что, я думаю, этот Петр Петрович таким же точно образом, при помощи компьютера, вычислил меня и использовал. Я про него не знал ничего, он, вероятно, знал обо мне все. Вероятно, его технология значительно выше. Но зачем ему понадобилось играть со мной в наркомафию?

— Но теперь он мертв?

— Видишь ли, не знаю. Не уверен. Тело Петра Петровича, которое должны были доставить в морг, туда не доставили. Это я специально проверил.

— Значит, он жив?

— Думаю, да. Кто-то вмешивается в мои программы, иногда я обнаруживаю его след, кто-то проверяет все мои действия, но я не могу понять кто. — Алексей вдруг замолчал, тряхнул головой, отчего его длинные волосы красиво рассыпались по плечам, и спросил, изменив интонацию: — А ты только за этим пришла? — Лида очень медленно отрицательно покачала головой. — Останешься на ночь?

Какое-то время они сидели молча, потом Лида вытащила из сумочки черный старый фломастер и, взяв листок бумаги, принялась что-то рисовать.

— Ты знаешь, у меня отличная зрительная память, — закончив рисунок, сказала она и протянула салфеточку Алексею.

С листа смотрел Петр Петрович. Рисунок был несколько схематичным, но сходство очевидно.

— Пойду, — сказала она тихо, — как-нибудь в другой раз пересплю с тобой. Как я поняла, вахтер у вас сердитый!

Часто повторяющийся, неприятный сон, совершенно измотавший Кошу за то время, что он провел почти в полной неподвижности на больничной койке, казалось, больше не повторится. Обзаведясь новыми документами и превратившись в совершенно лояльного гражданина, имеющего как прописку, так и работу, он только иногда, чувствуя при неловком повороте укол в позвоночнике, вспоминал проклятый паровоз. И вдруг приснилось опять. Все как наяву, он опять стоял на угольной куче, и куртку на груди просто разрывало ветром… Наклонившись, Коша увидел у себя под ногами маленькую серебряную лилию, протянул руку, лилия скользнула куда-то вниз, сунулся всем телом и будто погрузился в черную густую пыль… Задохнулся.

Он лежал на спине, накрытый легким шерстяным одеялом, и под ним сладко и тепло покачивались пружины. В комнате была темнота. Марина имела привычку на ночь устраивать полную светоизоляцию, она сказала, что купила эти плотные занавески, но Коша знал, что не купила, а украла в фирме, и это на четвертый день своей работы.