Александр Бородыня - Эмблема печали

Работа в «Спектре», куда его определили по выходе из больницы, была хуже больницы. Если Марину взяли на компьютер, то он по восемь часов в день с двумя выходными в неделю, натянув черные нарукавники, копался в чужих бухгалтерских отчетах. Если найдешь утаенную клиентом прибыль, получаешь маленький процент. Но клиенты не скрывали свою прибыль, вероятно, от страха. На разборки не брали, денег давали в обрез, только хватало оплатить счета, сходить в ресторан раз в неделю и на такси. Даже на шмотки в общем-то не оставалось.

— Ты чего кричал? — спросила Марина. — Опять паровоз приснился?

— Паровоз!

Коша повернулся на постели и лег так, чтобы ее видеть. Марина сидела за столом, склонясь к маленькому монитору. Пальцы ее, невидимые, стучали по клавишам.

— А ты чего опять голая ходишь? — спросил он, протягивая руку и пытаясь нащупать бутылку, оставленную с вечера на столике рядом с постелью.

— А ты мне пижаму купи, буду пижаму надевать!

— Нашла что-нибудь?

— Пока нет. Но уже близко!

Экранчик маленького компьютера засветился сильнее, вынимая из темноты ее лицо, пальцы забегали по клавишам еще быстрее. Коша знал: Марина работает вслепую, не смотрит себе под руки, и каждый раз ему нравилось, как она ловко работает.

— Будет тебе цацка! — сказала она. — По крайней мере, сейчас мы узнаем, где она лежит. — Она подправила прядь волос, упавшую на глаза, и опять пальцы забегали по клавишам. — А может, не мучиться? Просто купим, а? Если тебе так ее хочется?

— На что купим? Она двадцать пять тысяч стоит. А мне пижаму купить не на что.

— Иди спать. На работу завтра!

— Это тебе на работу. У меня завтра выходной.

Коша повернулся на кровати и закрыл глаза.

Они жили вместе с Мариной уже второй месяц, а он все никак не мог понять, кто же она. В первый раз встреченная на скамеечке для задержанных, Марина в общем-то вытащила его из лап ФСК, прекрасно работает на компьютере, стреляет, как на стендовой, в живых людей. Когда Коша понял, что она намерена задержаться в фирме, он хотел пойти сразу и сообщить, потом передумал и тихонечко сам навел справки. Все оказалось чисто. Объяснилось даже ее умение хорошо стрелять. Марина была чемпионкой своего района по стендовой стрельбе. Даже, кажется, ездила на какие-то международные соревнования. Она была чрезвычайно хороша и на голову выше Коши, что приводило бандита в неописуемый восторг. Слабость к высоким, сильным женщинам сделала свое дело, Коша плюнул на неясности.

Он почти заснул, когда Марина громко и весело объявила:

— Готово!

— Что? — спросил он, не поворачиваясь.

— Теперь мы знаем, где твоя цацка. Я узнала коды ФСК, вошла в их сеть и получила материалы по делу «Эмблема печали». А кстати, Константин Ашотович, может быть, ты объяснишь мне, как она вообще пропала? Ты же, как мне помнится, специально в отделение возвращался, чтобы ее забрать?

— Во время драки на поезде! — неохотно сказал Коша. — Один парень из ОМОНа хотел меня задержать, вцепился, и когда я его с паровоза сбросил, брошка у него в кулаке зажатая осталась. Хотел вернуться поискать. Да куда уж. Я думаю, ее из кулака этого парня вынули и куда следует по инстанции передали. Логично?

— Вполне логично! — кивнула Марина, она читала с экрана. — Дело номер 7678-78, ведет старший следователь Жуков. Надо понимать, вещдоки у него в сейфе.

Она поднялась. Было слышно, как она потянулась в темноте, потом Коша ощутил дыхание Марины возле своего уха.

— Ты что, в ФСК полезешь? За цацкой? — спросила она, обнимая бандита сзади.

— Ну! — промычал в подушку Коша. — Полезу!

— Может, лучше фирму эту, «Эмблему печали», возьмем, все-таки не ФСК.

— Не получится, — Коша повернулся и притянул жаркое тело Марины к себе, — там такая хитрая охрана… Да и не в этом дело, ты знаешь, под какой они крышей, я — нет! Зачем нам с тобой лишние сложности? — Он почти задохнулся в ее жестком поцелуе. — И потом, многие уже пытались, и где они теперь?!

Занавески вдобавок к тому, что были крадеными, еще и очень плохо поднимались. Справившись с окном, Коша сделал посредине комнаты гимнастику, оделся, выпил глоток бренди прямо из горлышка и, взглянув с омерзением на часы, выскочил на улицу. Чтобы не опоздать к началу рабочего дня, пришлось взять такси. Он не стал будить Марину. Так и оставил спящей, только вынул несколько зелененьких бумажек и, присовокупив к ним краткую записку: «Дура, купи себе пижаму. Не могу больше видеть тебя голой», положил на столик и придавил все это будильником.

Как только щелкнул замок, Марина выскользнула из постели. Присела перед зеркалом, в несколько коротких точных движений нанесла на губы помаду, чуть подкрасила глаза. Убедившись, что такси отъехало, она опустила шторы, только что с трудом поднятые Кошей, и из маленького тайника в стене вынула небольшой целлофановый пакет и небрежно швырнула его на стол рядом с компьютером.

Так же как и Коша, приложившись к горлышку бутылки, она оделась и, так же как и он, взяла такси. Даже если бы Коша проследил за ней, он вряд ли бы сразу сообразил, что небольшое здание по Малому Кирпичному переулку — одна из конспиративных квартир ФСК. Над старой скрипящей дверью была большая табличка: «УТИЛЬСЫРЬЕ». За дверью был обыкновенный кодовый замок и красовалась табличка, написанная от руки: «Прием утильсырья в этом квартале приостановлен в связи с отсутствием тары. Администрация». Только после еще одной, обитой металлом двери открывался отделанный дубовыми панелями узкий коридор без окон.

На вахте сидел знакомый милиционер в форме.

— Марина Владиславовна, — сказал он, привставая. — Давно что-то не видно вас. Приболели?

— Немножко.

— Пропуск попрошу.

Марина вытащила из сумочки извлеченный ею из тайника целлофановый пакет, в пакете была кожаная книжечка — удостоверение.

— Просрочен пропуск-то, — завел милиционер. — Просрочен, Марина Владиславовна.

— Я продлю! — пообещала Марина.

— Оружие есть при себе?

— Нет!

Притворив за собой металлическую тяжелую дверь лифта, она на секунду задумалась. Рука зависла перед щитком с кнопками. Выбор богатый, можно к себе на второй этаж — посидеть, отдышаться, включить селектор и под рокот чужих переговоров стереть с губ противную помаду, сменить воду в вазе с цветами, сориентироваться и лишь потом сообщить начальству, что она на месте. Время позволяло. Можно было сразу к начальству, на четвертый. Палец с крепким ногтем ударил кнопку с цифрой «один». Лифт пошел вниз. Так будет лучше всего.

В верхнем коридоре царила полная тишина, здесь гудели десятки голосов, потрескивали клавиши компьютеров. Шаги, шорох бумаги. Хлопали двери. Коридор, так же как и везде, отделан дубовыми панелями, но в белом свете неоновых трубок приятно расползался сигаретный дым.