Николай Блинов - Анастасiя

Русские простодушны и доверчивы. Они склонны к обману и мелкому жульничеству, как впрочем и итальянцы. В Германии и Англии подобных склонностей я не наблюдал.

Стремление к сказочному и чудесному здесь чрезвычайно развито — сказывается короткий срок воздействия христианства на местных жителей: каких-то пятьсот с небольшим лет. Верят предсказателям, юродивым, волхвам. Обожают украшать себя побрякушками, амулетами, коим придают ритуальную силу.

В Московии знатные мужчины любят одевать на каждый палец обеих рук по несколько колец и перстней. Их бывает так много, что мешают сжать кулак. Впрочем, богатому русичу не приходится сжимать кулаки, за них это делают, коли надо, многочисленная челядь и охранники.

Их жены норовят надевать кольца и перстни не менее своих мужей, но в дополнение еще и белятся, и румянятся не в меру, но даже это обстоятельство не портит их красоты.

Зимой и мужчины, и женщины ходят по улицам в грубых войлочных валенках: очень удобно по глубокому снегу, которым завалены города с ноября по апрель.

Девушки украшают головки венцами в форме целых теремов из золотых нитей и драгоценных камней, называемыми кокошниками. Из-под них спадают на плечи тугие русые косы, символ девичества.

Замужние русские женщины больше всего на свете боятся показать посторонним свои волосы. Самое сильное расстройство для мужней жены «опростоволоситься» при других мужчинах. Вместо волос замужним женщинам разрешается показывать из-под шапочки, называемой «кикой», до десятка жемчужных шнуров до плеч. По краю кики прикрепляется жемчужная бахрома, называемая «поднизью». Жемчуг в России добывают из речных моллюсков, обитающих в изобилии в местных северных реках, или привозят из Индии и Китая. Этот убор очень красиво смотрится на высоких лбах славянских красавиц.

Я заметил, что в виртуальном мире время ощущается не так, как в настоящем. Оно определяется только информацией. Здесь один день, порой длится весь сеанс игры, а может за этот сеанс пройти два года. Как в старинных романах: «Прошло пять лет. За это время мало что изменилось…»

В жизни Российского государства в те годы менялось все чуть не каждый день, однако на судьбу Алоиза Фрязина это влияло далеко не всегда. Прошел неудачно первый казанский поход: из-за дождей тяжелая русская артиллерия увязла в грязи на размытых дорогах, армия вернулась обратно, не дойдя до Волги. Вернулся вместе с армией и опечаленный командующий — красавец и умница князь Андрей Курбский.

Собирались соборы, Стоглавый, земский, бояре потели в думе, высиживали новый порядок, утверждали главы новых уложений. Уже создана была регулярная армия, вместо княжеских ополчений, которые приходилось в каждый поход скликать заново. Сменили форму стрельцам охраны. Уже появились в Кремле Приказы, по-нашему министерства. Приказные дьяки важно шли по утрам на работу. Достроили колокольню Ивана Великого.

Менялась Русь.

А в моей жизни все оставалось по-прежнему: утренняя молитва, на завтрак чашку молока с хлебом, обход пациентов, нет ли жара, как спалось, прием новых пришельцев. «Батюшка, огневица мучает, помоги, родимый…» «Officium medici est, ut tuto, ut celeriter, ut jucundo sanet» — долг врача лечить безопасно, быстро и приятно.

Тяжелый обед со щами и кашами. Сон после обеда. Беседа с коллегами. Посещение VIP-персон, если вызовут. Чтение древних мудрецов на ночь. Такой день в виртуальном мире пролетал, как мгновение.

Взятие Казани запомнилось мне тяжелой беременностью царицы. Её два месяца выворачивало наизнанку — сильнейшая интоксикация.

Прощание перед походом на царском крыльце. Иван в блестящих латах, в золотом шлеме, молодой и красивый. Прекрасная, как мадонна Рафаэля, царица, рыдая, протягивает к нему руки. Развеваются знамена, топочут копытами кони, скрипят артиллерийские телеги. Армия уходит на восток. Проходят мимо полки, командиры впереди. Воеводы, окольничие, бояре. Первыми идут войска Курбского и Адашева.

Каждую неделю Анастасия нетерпеливо ждала вестей из далекой Казани. Летели туда и сюда конные гонцы с переметными сумками. Приходили разноречивые слухи.

Алексей Адашев организовывал подкопы и взрыв крепостной стены. Снова Адашев! Он планировал всю осаду, настоящий герой. Андрей Курбский командовал яртоулом правого фланга, храбро бился в самой гуще сечи, был тяжело ранен в битве. Иван сам рвался в бой, его не пускали.

В Москве тем временем родился наследник, удивительно легко. Дитя принимала повитуха из местных, ни меня, ни Бомелия не допускали. Нарекли младенца Димитрием.

И, о радость! Казань взята! Царь мчится домой с победой! Пала Орда, триста лет угнетавшая и топтавшая русскую землю. Последние сто лет, правда, всемогущество Орды было разрушено междуусобицами и военными поражениями с востока. Но до сих пор, нет-нет, да и налетят, как саранча, быстрые свирепые конники, пожгут, разгромят, уведут в полон. Остались еще два ханства: Крымское и Астраханское, но всему свое время.

Говорили, что несколько тысяч русских были освобождены из жестокого многолетнего казанского рабства. Сколько было уничтожено местных жителей — женщин и детей при штурме города, никто не считал.

Месяц ждали Ивана домой. Месяц волновалась столица и готовилась к встрече.

И вот праздник! Ликует народ, торжественно гудят колокола по всему городу. Армия возвращается по Казанскому шляху. А впереди на лихом коне в золотых доспехах молодой царь, помазанник божий! Победитель, базилевс, повелитель третьего Рима, ибо четвертому не бывать!

Кричит, ликует толпа. Летят вверх шапки. Несется над людским морем колокольный праздничный перезвон тысяч колоколов.

Торжество российской славы и величия! Vivat! Vivat! Vivat!

Неделю пила Москва и молилась, никто не работал. К царскому длинному титулу добавилось еще одно звание: «царь Казанский».

Недолгими были радости. Едва кончилась зима и наступили первые теплые дни, царь заболел. Огневица. У них все называли огневицей, что давало высокую температуру тела. Иван метался и бредил. Анастасия неотлучно была рядом, удалялась только покормить младенца Димитрия. Царю делалось все хуже. Он в бреду повторял:

— Крест! Крест!

Когда он пришел в себя однажды, велел собрать Ближнюю думу и приказал всем целовать крест младенцу-царевичу на царство. Про этот крест он, видно, и толковал в забытьи.

Вот уж кому я не завидовал, так это старому Бомелию: умри царь, не сдобровать ему, либо в отравлении обвинят, либо в плохом лечении. И так — и так его ждала смерть, кто-то должен быть виноватым. Он прекрасно понимал это, потому позвал меня.

С этого момента я оказался рядом и все видел. Я замечал, как кучковались думские бояре, обсуждая ситуацию. Если члены ближней думы проголосовали сразу, в первый же день, и первым князь Андрей Курбский, то все прочие думские бояре колебались и думали. Дело в том, что никто не хотел повторения истории с Еленой Глинской, когда десять лет на троне сидел младенец, а правила страной боярщина. Здесь ситуация была с их точки зрения намного хуже: родственники царицы братья Захарьины были худородными, не по чину им было командовать страной при царственном младенце Димитрии и кроткой Анастасии.