Ирина Грин - Эффект прозрачных стен

Кристина вкратце, стараясь избегать подводных камней, обрисовала Синицыну ситуацию. Понимала, что ее рассказ выглядит какой-то невнятицей, но с ходу не могла придумать ничего правдоподобного.

– Извините, я сейчас очень волнуюсь, давайте я завтра приеду, куда скажете, и расскажу обо всем, что мне известно, – предложила она.

Синицыну ничего не оставалось, как согласиться. Была, конечно, мысль задержать дамочку до выяснения обстоятельств, но Михаил Александрович отмел ее как несостоятельную. Ладно, пусть едет. Чуть позже и он в больницу съездит, пообщаться с Субботиной и, если удастся, с пострадавшим, пока Новоселов с Медведевым опрашивают соседей. Или сначала поговорить с Тарасовым? Спросить, чем это он тестю не угодил. А в том, что стрелял в Тарасова именно Одинцов, Синицын уже практически не сомневался. Конечно, последнее слово за экспертизой, но поговорить можно. А может, для начала лучше опросить очень уж своевременно заболевшую жену Тарасова? Ну не верилось Синицыну, что Ася оказалась в квартире Одинцова случайно! Опять же, каким боком встрял в это дело признавшийся в покушении на Тарасова и до сих пор находящийся в ИВС Ларин? Получается, признание липовое? Он пришел после беседы с Рыбаком. Значит ли это, что Рыбак заставил его прийти с повинной? Если да, то с какой целью? Покрывает невесту, которой жена Тарасова поручила убрать надоевшего мужа? Ведь эта Ася только с виду такая тихоня! Вон как ломанула за «Скорой»!

Синицын набрал номер Тарасова и, к удивлению своему, выяснил, что тот тоже направляется в больницу. Туда же, как выяснилось из следующего звонка, спешил Рыбак. «Тут-то я вас, голубчики, и накрою всех разом, – обрадовался Синицын. – Только сначала заеду все-таки к Тарасовой».

– Повезло вашему парню, – сказал хирург, оперировавший Лебедева. – Еще бы пара сантиметров или на полчаса позже привезли… – он посмотрел на поникших детективов – Кристину, Тимура, Рыбака и Асю, которая крепко спала на составленных вместе стульях – сказалось действие введенного врачом «Скорой» успокоительного.

Тарасов, попросив держать его в курсе состояния Федора и, в случае чего, незамедлительно звонить, поспешил домой. Мысль о предстоящем разговоре с Ладой приводила его в отчаяние. Он не знал, какими словами рассказать ей о случившемся. Конечно, отношения Лады с отцом далеки от идеальных, особенно в последнее время, но все-таки это ее отец. Прохор отлично помнил весенний день, когда в спальном корпусе его швейцарского колледжа внезапно появилась мать. Он тогда сразу понял – случилось что-то страшное. А что же она тогда сказала? Очень хотелось вспомнить ее слова, но ничего не получалось. В память впечаталось платье матери – тонкой черной шерсти, сумка – строгий портфель с золотым замочком, обручальное кольцо, которое она так и не сняла. А слова… Впрочем, даже если бы он и вспомнил те слова, для Лады нужно было подобрать другие. Особенные. А он не мог. И поэтому выдохнул с облегчением, обнаружив в гостиной следователя Синицына.

Судя по окаменевшему лицу, Лада уже все знала. Она не плакала, хотя Прохор видел, как ей тяжело. Его сильной, крылатой, самой лучшей на свете женщине.

Из послеоперационной палаты выскользнула медсестра, окинула взглядом компанию в коридоре.

– Вы можете идти домой, пациент спит и до утра вряд ли проснется. А если даже проснется, то никто вам с ним общаться не разрешит. Идите. – И она сделала нетерпеливый жест руками, словно выпроваживая надоевших гостей.

– Правда, поехали, – кивнула Кристина. – Федьке все равно не поможем, а нам нужно поговорить, причем желательно без свидетелей.

– Предлагаешь везти ее в офис? – с горечью сказал Иван, глядя на спящую Асю.

– Зачем в офис? – отозвался Тимур. – Поехали ко мне. Устроим ее с комфортом.

Рыбак бережно взял Асю на руки, словно маленького ребенка, прижал к груди. Она не проснулась, лишь что-то неразборчиво пробормотала. Сон ее не был безмятежным – нахмуренные брови, скорбно сжатые губы. Иван не хотел ехать к Тимуру, хоть убей. Как можно обсуждать дела, когда они чуть не потеряли двух сотрудников? В эту минуту Рыбак мечтал о том, чтобы их пути с Тимуром, Кристиной и Тарасовым никогда в жизни не пересекались. Чтобы существовали только он и Ася. Хотя, если бы не Кристина, вряд ли они с Асей встретились.

– Итак, – сказал Тимур, когда, уложив спящую Асю на диван в гостиной, детективы устроились тут же, рядом, за столом, накрытым закусками из молчановского холодильника, – экспертиза показала, что мы все-таки нашли дочку Тарасовых.

– Александра Беккер, – против желания втянулся в разговор Рыбак, попутно сооружая бутерброд с ветчиной и сыром. – Я не сомневался.

– И я, – кивнула Кристина.

– Ты сказал Тарасову? – Рыбак откусил сразу половину бутерброда.

– Нет, хотел сначала с вами посоветоваться. Я думал, что девочку подменил папаша Одинцов. Он не любил зятя и все его семейство. Боялся, что тот в любой момент может бросить Ладу. Чем не мотив? Но когда стало известно, что у девочки наследственное заболевание – выяснили, кстати, что за болезнь? – Тимур посмотрел на Кристину.

– Да, Федя влез. – Тимур поморщился, словно говоря «уволь меня от этих подробностей». – У девочки синдром Гентингтона. Достаточно редкая болезнь. Проявляется в тридцать-пятьдесят лет, хотя первые симптомы могут появиться и гораздо раньше. Передается по наследству. Оливер сказал, что лечения не существует, только снятие симптоматики. Сначала у больного появляются беспорядочные неконтролируемые движения, затем постепенно умирает мозг. Смерть наступает от сопутствующих заболеваний – пневмонии, травмы, сердечных заболеваний, суицида…

– Вот-вот, – подтвердил Рыбак. – У нас как раз имеется случай суицида.

– Это не было суицидом, – раздался голос Аси.

– Мы тебя разбудили? – Кристина подошла к подруге, села рядом на кровать и взяла Асю за руку.

– Это не было суицидом, – повторила Ася, игнорируя вопрос Кристины. – Когда Федор стал ломиться в дверь, Виктор Иванович, папа Лады («Она этого урода называет папой», – зло подумал Иван), сказал, что это пришел Прохор Сергеевич. Что сейчас он ему покажет. Открыл дверь и выстрелил. Федя сразу упал…

Голос Аси дрогнул, по щеке скатилась слеза.

– Федя в порядке, Ася, честное слово. Доктор его заштопал, обещал, что будет как новенький. – У Кристины самой слезы подступили к горлу, но очень уж хотелось узнать, что было дальше, поэтому она категорически запретила себе плакать. – И что потом, после того как… Как Федор… того…

– Я не помню. Он кричал, что мы с Тарасовым хотим его отравить. Разбросал еду. И все время размахивал пистолетом. Я подползла к Федору – а он лежит, как мертвый. И я легла рядом. А тут загрохотало, дверь распахнулась. Забежали какие-то люди… Виктор Иванович выстрелил два раза. Но у него, наверное, патроны кончились. Он бросил пистолет в того, что впереди был, к окну подбежал, посмотрел вниз – там же не очень высоко, третий этаж. Он и выскочил. Как выскакивают люди из окон горящего дома, пытаясь избежать неизбежного. Он вдобавок пьяный был. Хотя Лада говорила, что он не пьет, что ему здоровье не позволяет. Говорят, что их бог бережет. Получается, не сберег.