Ирина Грин - Эффект прозрачных стен

Надевая куртку, Ася вдруг заметила пропажу смущавшего ее ярлыка с именем известной фирмы. Присмотрелась хорошенько – по срезу горловины видны едва заметные дырочки. Надела куртку, застегнула молнию, посмотрелась в зеркало. Свитерок пододеть, все-таки не по-весеннему прохладно на улице – и будет просто замечательно. Вот ведь странно – достаточно было спороть смущающую этикетку, и отношение к одежке резко изменилось. Неужели она, Ася, до такой степени зависит от чьего-то мнения? Обидно-то как! Вон Кристине на все наплевать. Взять хотя бы, как Тимур сказал ей: «Ты начальник – тебе решать». Ася бы, наверное, с ума сошла, скажи он ей такое. А Кристина – ничего, улыбается. Хотя она и вправду начальник… Тут Ася поняла, что в пакете, где лежала куртка, осталось еще что-то. Нырнула рукой и вытащила небольшую картонную коробочку. Диктофон? И как тут сдержать слезы?

– Ася, прекрати, сейчас Тарасов придет!

«Прекратить» не получилось. Не успела Ася нашарить в сумке упаковку одноразовых платков, как колокольчики над входной дверью зашлись неподобающе веселым звоном.

– Ася? – на пороге стоял Тарасов в сопровождении Рыбака и Молчанова. – Я не вовремя?

– Нет, извините. – Асе наконец удалось вытащить пару платков, и она поспешно ликвидировала последствия огорчения.

– О, диктофончик! – Молчанов, словно не замечая Асиного смущения, шагнул ближе, взял у нее из рук симпатичный гаджет. – Да, именно о таком я и говорил. Федя купил? Молодец. И цвет такой замечательный подобрал. Мистический аметист называется.

Тут Ася не выдержала и опрометью рванула на улицу. Кристина, подхватив Асину сумочку, побежала за ней.

– Кофе? – пожав плечами, предложил Тимур.

Тарасов посмотрел на часы и кивнул:

– Кофе.

Когда Кристина с относительно успокоившейся Асей вернулись, мужчины, рассевшись вокруг стола Федора, пили кофе с конфискованными у отсутствующего товарища чипсами. Кристина поморщилась – подобное поведение чем-то смахивало на мародерство, но две чашки кофе – для нее и для Аси – помогли ей с ним смириться.

– Ася, вы меня извините, пожалуйста, – Тарасов поставил чашку на стол. Взгляд его при этом стал грустным-прегрустным. Как у диснеевского Бемби. – Если вы откажетесь, я все пойму. Но я бы очень хотел, чтобы вы побыли немного с Ладой.

– Конечно, – закивала Ася, напуганная преамбулой его просьбы. – Я собиралась. Просто сначала мы ездили в больницу…

– Вы не думайте, организацией похорон занимаются специальные службы, вам только нужно посидеть у нас дома. Поговорить. Или помолчать. У вас так отлично получается молчать! Пожалуйста!

– Я только хотела к Федору, на пару минут…

– А я вас отвезу, – с готовностью вызвался Тарасов.

– Хорошо. – Ася кивнула и вопросительно посмотрела на Кристину. – Я поеду?

«Летите, голуби, летите!» – мысленно напутствовала их Кристина. Нет, ей не хотелось расставаться с Асей. Но рассказывать Тарасову об итогах проведенного «Кайросом» расследования она тоже не могла. Ей нужно было собраться с мыслями, еще раз все проанализировать, взвесить…

Медленно, как при съемке рапидом, Ася с Тарасовым направились к выходу. Вот он взялся за дверную ручку, зазвенели колокольчики… И тут Тарасов повернулся и, как бы невзначай, спросил у Тимура:

– А есть какие-нибудь новости?

Тимур посмотрел на Кристину.

Она, словно перед прыжком в воду, набрала полную грудь воздуха и коротко ответила:

– Есть!

Анна Прохоровна Тарасова медленно допила кофе, открыла пудреницу и критически осмотрела себя в маленькое, слегка припорошенное пудрой зеркальце. Чуть оживила лицо с помощью помады легкого абрикосового тона. Достала из ящика стола флакончик духов «Клима». Не новой версии, выпущенной брендом «Lancome», а той, изначальной. Именно такие в пору полуголодной студенческой юности ей подарил Сережа Тарасов, определенно позаимствовав идею у Ипполита из новогоднего хита всех времен и народов «Ирония судьбы, или С легким паром». Сам бы он до такого презента никогда не додумался, да и Анна Прохоровна, тогда просто Нюра, что кривить душой, предпочла бы пару новых сапог.

Анна Прохоровна открыла пробочку и слегка коснулась ею запястий – сначала левого, потом правого, отправляя в путешествие по кабинету тонкий, едва уловимый аромат фиалки.

Женщина встала, посмотрела в висящее у входной двери зеркало. Белый халат, сшитый на заказ и подчеркивающий все еще по-девичьи тонкую талию, не вязался с фиалковым шлейфом. «Снять его, что ли? Нет, я сделаю это позже, – решила Анна Прохоровна. – Я как будто на свидание собираюсь. Хотя почему – как будто?» Она вернулась к столу, вытащила из вазы букет тюльпанов цвета переспелой вишни, тщательно промокнула концы бумажным полотенцем. Еще один – последний – взгляд в зеркало… В этот момент раздался резкий стук в дверь, затем, не дождавшись приглашения, кто-то повернул ручку.

Анна Прохоровна быстро справилась с охватившим ее раздражением. Но не достаточно быстро, чтобы нежданный визитер его не заметил. Потому что это был не кто иной, как ее сын, Прохор Тарасов, отлично умеющий читать чужие эмоции.

– Здравствуй, мама! – Прохор выглядел спокойным, но было в его словах нечто, заставившее Анну Прохоровну положить букет на стол.

– Как Лада? – спросила она, медленно возвращаясь к своему рабочему креслу. – Бедная девочка! Кто бы мог подумать, что ее папаша…

– Хватит, мама. У меня очень мало времени, чтобы тратить его на разговоры об отце Лады. Я приехал, чтобы поговорить о тебе.

– Обо мне? – Она еще надеялась, что все образуется, но дальнейшие слова сына не оставили от этой надежды и следа.

– Да, мама, о тебе. Я все знаю. Отрицать что-либо бессмысленно.

– Что знаешь, Прохор? – Чтобы скрыть волнение, она взяла со стола первое, что попалось под руку, – пухлую папку из серого картона, – и стала перебирать лежавшие в ней бумаги.

– Я знаю, что ты оставила мою дочь в Андреевском доме малютки, а взамен взяла другую девочку. Ту, что живет сейчас в нашем доме.

Листы бумаги выпали из рук Анны Прохоровны, рассыпались по столу. Она сгорбилась, оперлась о стол. Казалось, из нее вынули позвоночник.

– Но… почему… как…

Горло сжал спазм, а следом за ним ее с головой накрыл страх. Страх за свою жизнь, абсолютно иррациональный в стенах больницы, где стоит только крикнуть, как тут же прибегут, помогут, спасут. Вот только крикнуть она не могла. А Прохор, судя по расширившимся от ярости зрачкам, звать на помощь не собирался. Нет, она не могла сдаться так просто, ведь от нее зависит жизнь как минимум еще одного человека. «Дыши!» – приказала она себе, тяжело опускаясь в кресло.

Все-таки она зря плохо подумала о Прохоре. Ярость в его глазах уступила место тревоге.