Морин Джонсон - Дело Эллингэма

Давным-давно жила-была девочка из Нью-Йорка по имени Дотти; приехала она в «Эллингэм», получила удар по голове и осталась лежать на земле.

Не так давно жил-был мальчик, актер из Флориды; приехал он в «Эллингэм», снял видео и узнал, что лед, особенно сухой, не такой уж и простой.

На третий раз должно повезти. В «Эллингэм» приехала девочка из Питсбурга, которой очень хотелось увидеть мертвое тело.

Ее желание сбылось.

Та же девочка вырвала победу из когтистых лап поражения и осталась в Эллингэмской академии, но беспокойство не покидало ее: поражение может оказаться ненасытным и незамедлительно заберет победу обратно. Эта девочка кое-что попробовала, совершенно не понимая, хочет ли она того, нужно ли ей это. И все испортила.

Но жизнь продолжалась.

Эллингэмцы скорбели и бегали на консультации к психологам. В круглой беседке на одной из лужаек устроили мемориал: принесли свечи, фотографии и маленькую куклу-зомби. Чарльз и остальные преподаватели писали письма и делали звонки. Охрану усилили. Все пропуска по несколько раз перекодировали. Отбой перестал быть условным; комнаты проверяли, парки обходили охранники. Никто не замалчивал смерть Хейза, разговоры об этом постоянно возникали – случилось то, что случилось. И это было частью реальности.

Хотя расследование формально еще не закончилось, некоторую информацию распространили с целью успокоить общественность. Создалось впечатление, что с Хейзом произошел несчастный случай и он устроил его сам. Тот самый Хейз, которого все знали как актера, снимающего видео в темных уголках, взял что-то, что ему не принадлежало. На пропуске Джанелль были найдены его отпечатки, следы сухого льда обнаружили в гольф-каре и ручной тележке. Всем было предельно ясно, что Хейз сам все испортил. А еще он украл чужую вещь. Он зашел слишком далеко и нарушил чересчур много правил, так что вряд ли его родители смогли бы предъявить школе иск.

Самым разумным объяснением было то, что Хейз отправился в туннель снимать новый эпизод «Конца всего». Следовательно, пошел один. Соответственно, хотел сохранить это в тайне. Он увидел сухой лед, заглянул в туннель, и ему пришла идея соединить их вместе. Только сделал он это крайне неудачно.

Все вернулось на круги своя: горы книг, лабораторные работы по анатомии, бесконечные эссе. В расписании появилась какая-то «Тихая вечеринка» – танцы без музыки или что-то в этом роде. Ее собирались устроить в Гранд-Хаусе в качестве развлекательного мероприятия для студентов. Школа вернулась к обычному режиму. Ведь что такое «Эллингэм»? Школа. Стиви пыталась сосредоточиться на занятиях, но внимание ее постоянно рассеивалось и слабело. Она не могла ни дочитать очередную книгу, ни дописать свои эссе.

С каждым днем погода становилась все пасмурнее. В межсезонье горы совсем неприветливы. Листья на деревьях постепенно окрашивались в багряный и золотистый цвета, только-только начиная осыпаться.

Дэвид с ней не разговаривал.

Он буквально застрял у нее в голове. Его шаги доносились сверху, но это было единственное, что она от него слышала. Он почти перестал появляться в общей комнате и на кухне, а если их пути пересекались, смотрел в сторону.

Она открывала книгу, пялилась на страницу, совершенно четко осознавая, что ни слова не понимает. Снова и снова силилась дочитать до конца, но слова ускользали и мысли путались. Ее эссе не шли дальше набросков. Конечно, из-за недавних событий ей делали маленькие поблажки, но так не могло длиться вечно.

Ничто из этого не укрылось от цепкого внимания Джанелль, и как-то вечером она затащила Стиви в свою комнату и усадила на кровать.

– Ты вообще собираешься мне рассказать, какого черта с вами происходит? – спросила она.

– Что?

– Вы с Дэвидом.

Стиви заморгала.

– Думаешь, мы не в курсе? – продолжала Джанелль. – Все знают. Нет ничего более очевидного, чем вы двое. Так в чем дело?

– Мы целовались…

– Ну, я так и поняла. А дальше что?

Стыд – ужасная штука. Вот Джанелль никогда не стала бы шариться в комнате у Ви. Конечно, Ви не была чокнутой лгуньей, но даже если бы и была, Джанелль все равно так не поступила бы. Джанелль следует моральным нормам, она честная. А Стиви – всего лишь беспринципная идиотка.

Джанелль ждала ответа, а когда поняла, что ничего не дождется, ее взгляд потух.

Потух он и у Элли с Нейтом.

Элли отреагировала на смерть Хейза так, что пустилась во все тяжкие – ее стало слишком много. По утрам «Минерва» просыпалась под душераздирающие вопли Руты. Когда однажды горгульи «Минервы» и некоторые статуи предстали в театральном гриме, всем было понятно, чьих рук это дело. Выпивки, ванн и французской поэзии тоже стало еще больше.

А Нейт скрылся в туманных горах своего воображения. Теперь он постоянно читал, избегал любого разговора, часто садился обедать один. Как-то раз Стиви отыскала его за маленьким столиком уткнувшимся в трилогию «Земноморье». Он ковырял вилкой тефтели из индейки и пасту.

Стиви пододвинула стул и поставила на край стола свой поднос с лазаньей и салатом под кленовым сиропом. В конце концов она проиграла битву с этим символом Вермонта.

– Привет, – сказала она.

Нейт продолжал пялиться в книгу.

– Привет, – буркнул он.

Она демонстративно смотрела на него и ждала, когда он отложит книгу, но он не сразу это сообразил. Аккуратно заложив страницу салфеткой, он закрыл книгу и положил ее на стол. Нейт берег переплет книг и никогда не клал их в развернутом виде обложкой кверху.

– Расскажи мне о писательстве, – попросила Стиви.

– За что ты меня так ненавидишь? – удрученно ответил Нейт.

– Я серьезно. Пожалуйста, расскажи.

– Что рассказать? Ты пишешь, вот и все.

– Но как это происходит? Просто садишься и пишешь? Или сначала составляешь план? Или записываешь все, что придет в голову?

– Тебе кто-то платит за то, чтобы ты издевалась надо мной?

– Да нет же… Слушай, помнишь самый первый день, когда мы говорили о фильмах про зомби? И Хейз понятия не имел, что в «Монровилль молле» снимали «Рассвет мертвецов»?

– Ну да, и что?

– Это было так странно, – произнесла Стиви.

Нейт подождал, пока она объяснит, но Стиви молчала, и тогда он вернулся к своей книжке и тефтелям.

– Это как в случае с мистером Лукавым, – наконец сказала она.

Нейт поднял голову и устало глянул на нее.

– В смысле?

– Тот человек, которого арестовали по подозрению в организации похищения, – сказала Стиви. – Антон Ворачек никогда не смог бы написать то письмо: он по-английски еле говорил. И, вообще, кто будет объявлять во всеуслышание, что собирается кого-то убить?

– Почти все серийные убийцы, – пожал плечами Нейт.