Джозефина Тэй - Поставь на карту жизнь. Любить, но не терять рассудка. Что сказал покойник

Будь в ее власти наслать на него темные силы, она сделала бы это не задумываясь. Но она находилась в церкви и должна была довольствоваться средствами, имевшимися под рукой. Поэтому она стала призывать Господа и ангелов Его оградить Лиз от зол, могущих возникнуть на ее пути: иными словами, не допустить, чтобы состояние Лавинии досталось кому-то другому, когда настанет час.

«Лишь бы она осталась верна Уолтеру, — молилась Эмма, — и я непременно… — Она прикинула в уме, какую бы взятку предложить или епитимью на себя наложить взамен, но так ничего и не смогла придумать и только повторила: — Лишь бы она осталась верна Уолтеру!» И, не предлагая никаких компенсаций, положилась на волю Всевышнего, добрую и бескорыстную.

Однако то, что ей пришлось вскоре увидеть, отнюдь не способствовало ни поднятию ее духа, ни укреплению в вере, поскольку, подходя к Триммингсу, она наткнулась на свою дочь и Сирла, которые, повиснув на калитке, ведущей в сад, разговаривали и хохотали, как малые дети. Возвращаясь из церкви через поле, она подошла к ним со спины и остановилась, охваченная тревогой, — ее смутила прелесть, очарование, свойственное лишь юности, которые присутствовали в их веселости. Ничего подобного она никогда не замечала в отношениях Лиз с Уолтером.

— Что мне нравится, так это пара двориков эпохи Возрождения перед главным источником гордости — квадратной пограничной башней, — говорила Лиз.

По-видимому, они с увлечением предавались своему любимому занятию — издевались над дурацкими затеями брэдфордского магната.

— Как это его угораздило забыть про крепостной ров? — спросил Сирл.

— Может, он начал свою карьеру, копая канавы, и не хотел, чтобы что-то ему об этом напоминало.

— А по-моему, он просто пожалел денег на рытье ямы, годной только для того, чтобы наполнить ее водой. Ведь все они там янки, вы не думаете?

Лиз согласилась, что кровь жителей северных районов вряд ли сильно отличается от крови жителей Новой Англии. Тут Сирл заметил Эмму, поздоровался с ней, и они все вместе пошли к дому, ничуть не смущенные ее присутствием, не прекращая своей забавы, а напротив, стараясь втянуть ее в разговор и заставить посмеяться вместе с ними.

Она посмотрела на бледное, худенькое лицо Лиз и попыталась вспомнить, когда последний раз оно было таким радостным и оживленным. И немного погодя вспомнила. Это было много лет тому назад на Рождество, когда Лиз на протяжении одного короткого часа испытала прелесть и первого снега, и своей первой елки.

До сих пор Эмма ненавидела в Лесли Сирле его красоту. С этого момента она начала ненавидеть самого Лесли Сирла.

Эмма очень надеялась, что Сирл спокойненько покинет их дом, прежде чем семья обнаружит дальнейшие свидетельства его желанности; но и тут надежды ее не оправдались. Сирл не скрывал, что приехал в Англию в отпуск. Ни родственников, ни близких друзей, которых он мог бы навестить, у него не было. Был фотоаппарат и явное желание его использовать. И никакой видимой причины, почему бы ему не пожить в Триммингсе и не заняться там фотографией. Сирл, на которого почти ничем не испорченная прелесть Орфордшира произвела большое впечатление, поделился своим намерением найти хорошую гостиницу в Кроуме, оборудовать там себе штаб-квартиру и оттуда делать набеги на окрестные коттеджи и поместья в поисках подходящей натуры. Но это, как тут же возразила Лавиния, было глупо. Он может жить в Триммингсе, в кругу друзей и разъезжать повсюду точно так же, как если бы жил в Кроуме, и с не меньшим успехом. Зачем ему возвращаться каждый вечер в гостиничный номер и довольствоваться обществом случайных знакомых, когда у него есть возможность возвращаться домой, в свою уютную комнату в башне?

Сирл, несомненно, в любом случае принял бы приглашение. Но последней каплей оказалась высказанная кем-то мысль, что они с Уолтером могли бы написать вместе интересную книгу. Впоследствии никто не мог припомнить, кто первый это предложил, но, с другой стороны, такое предложение мог сделать кто угодно. До того как стать известным радиокомментатором, Уолтер был журналистом; без всякого сомнения, союз одного из самых знаменитых людей Британии и одного из самых замечательных фотографов Америки мог породить книгу, которая при удаче вызвала бы одинаковый интерес по обе стороны океана. Вдвоем они могли бы неплохо заработать.

Итак, вопрос об отъезде Сирла в понедельник утром, или во вторник, или в какой-то другой день в обозримом будущем отпал. По-видимому, он обосновался в Триммингсе надолго. И никто, кроме Эммы, не находил в этом ничего плохого. Лавиния предложила ему пользоваться в своих поездках по стране ее «роллс-ройсом» — все равно стоит без дела в гараже, пока она работает. Но Сирл предпочел арендовать дешевенькую машину у Билла Мэддокса, державшего гараж при въезде в деревню. «Если я буду рыскать по дорогам, которые не намного лучше, чем дно пересохшей речки, — не все, конечно, но некоторые, — мне нужен автомобиль, над которым я не буду трястись», — сказал он. Однако Лиз почувствовала в его словах просто вежливую форму отказа, отчего он стал ей еще симпатичней.

Билл Мэддокс отрекомендовал его так: «Парень простой, но и не дурак. Поднял капот и ну шуровать в моторе, будто всю жизнь этим делом занимался». Так что, когда он появился однажды вечером с Уолтером в «Лебеде», в Сэлкот-Сент-Мэри уже все о нем знали и готовы были принять его в свое общество, невзирая на возмутительную красоту. Заполонившие Сэлкот чужаки, разумеется, не усматривали в красоте ничего предосудительного и приняли его в свой круг без колебаний. Тоби Таллис только взглянул на него и тут же забыл про свои гонорары, про комедию, которую только что кончил, и про ту, которую только что начал, и про вероломство Кристофера Хэттона (и как это его угораздило довериться паршивцу, до такой степени самовлюбленному) и прямым ходом отправился к скамье, на которую Уолтер усадил Сирла, отправляясь за пивом.

— По-моему, я видел вас в городе, на приеме в честь Лавинии, — сказал он с самой милой из своих улыбок, — моя фамилия Таллис. Я пишу пьесы.

Скромность этой фразы всякий раз приводила его самого в умиление. Получалось так, как если бы владелец трансконтинентальной железной дороги сказал: «Я вожу поезда».

— Очень приятно, мистер Таллис, — сказал Лесли Сирл. — Какие пьесы вы пишете?

Наступило короткое молчание, пока Таллис с трудом справился с дыханием, а пока он подыскивал слова, подошел Уолтер с пивом.

— Так! — сказал он. — Я смотрю, вы уже успели познакомиться.

— Уолтер, — сказал Таллис, успевший самоопределиться в отношении своего дальнейшего поведения. Он наклонился к Уолтеру с подчеркнутой сердечностью: — Я встретил его!