Сергей Зацаринный - Шведское огниво

– Знаем мы этих купцов. Первые соглядатаи и вынюхиватели. Особенно если и в Крыму и в Венгрии бывает. А что есть Крым? Главные ворота для франков в улус Джучи. Человек этот, который письмо привёз, как назвался?

– Иовом. Он мне даже вина бутыль привёз от этого самого виноторговца. У нас такого не бывает. Да вот его Сарра мне и прислала.

Касриэль выставил на стол оплетённую лозой глиняную бутыль, запечатанную смолой.

– Ещё не пробовал.

Наиб осторожно поднёс её к огню:

– Печать цела. Это хорошо. Не будем откупоривать. Завтра в диване покажем. Там имя хорошо читается?

Бахрам пришёл, когда на улице уже стало темнеть. С минаретов Булгарского квартала донеслись в дождливом мареве призывы к вечернему намазу, а по дороге, не спеша побрели к заставе караульщики из ночной стражи. Приближалась ночь.

– Я уже стал волноваться, – приветствовал старика наиб, – Неужто след передумавшего путешественника завёл тебя так далеко? – и сразу опомнился, – Сарабай! Давай скорей горячей похлёбки. Разговорами кормить наш Бахрам и сам горазд.

Сарабай появился, словно стоял под дверью, Злат даже усмехнулся в усы. Было видно, что старику он рад от души. Сказочник – не эмирский наиб со стражниками. На любом постоялом дворе он желанный гость, для которого у разумного хозяина всегда найдётся угощение и место у очага. Бахрама Сарабай приветствовал, как старого знакомого. Тот всегда ходил в свою убогую хижину за городской заставой по этой дороге и часто заглядывал сюда погреться и подкрепиться. Однако сейчас старик только покачал головой:

– Не трудись, добрый человек. Я только пообедал.

– Даже самый сытый человек не сможет устоять перед этими пшеничными лепёшками с мёдом, испечёнными с пожеланием благополучия, – весело отозвался из-за стола улыбающийся Касриэль.

– К ним сейчас принесут отвар кипрея. Я ведь помню, что ты любишь, – поддакнул Сарабай, – Всегда удивлялся, откуда у тебя пристрастие к этой траве? Её, обычно, любят люди из наших краёв.

– Ламы учат, что мы уже не раз приходили на эту землю. Только в ином обличье. Может в прежней жизни я был булгарином или буртасом из Мохши.

Хозяин почесал нос:

– Мудрёно.

– Чего же мудрёного? Если даже в одном пришествии в земную юдоль человек часто ухитряется переменить несколько судеб. Я вот только сейчас повидался с гостем из другой жизни.

Сарабай скрылся за дверью.

– Это эн-Номан тебя накормил?

Сказочник удивлённо вскинул брови:

– Не перестаю удивляться твоей проницательности.

– Не просто так, наверное, я дошёл из помощников писца-битакчи до помощника сарайского эмира и ношу красный халат, – торжествующе подмигнул Илгизару Злат.

– Всё же как догадался?

– След привёл. От свиной ноги.

Выслушав рассказ наиба, Бахрам довольно покивал.

– Неисповедимы пути, по которым человек приходит к истине. Я ведь тоже сразу вспомнил про эту сатанинскую ногу, когда увидел, что мой путник пришёл в обитель эн-Номана. Вышли на одну и ту же тропу, только с двух концов. Значит путь верный.

– Тебя заметили?

– Хочешь знать почему я зашёл к эн-Номану? Никто не звал. Не видели меня. Просто, когда я увидел, что тот человек скрылся за калиткой обители, сразу и вспомнил ту самую свиную ногу. Как тогда шейха обеспокоил её сатанинский след.

Злат про себя отметил, что Бахрам всё время говорит сатанинский – на франкский манер, а не поминает шайтана, как приличествует правоверному.

– Я и подумал, что эн-Номану интересно будет узнать про клетку с голубями. Соглядатай её наверняка проворонил.

– Тебе-то оно на что?

Вырвавшийся бесхитростный вопрос надолго погрузил старика в задумчивость. Он замолчал, уйдя куда-то в свои мысли, словно рассматривал что-то в минувшем далеке. И улыбался. Не то грустно, не то ласково.

– Мы ведь с эн-Номаном старые приятели. Давно это было. Далеко отсюда, в другой стране, в другой жизни. Он ещё не был шейхом, а я сказочником. Вот мне и захотелось у порога жизни вспомнить былое. Так и засиделись до вечера. Эн-Номан ведь ещё старше меня. Ему тоже уже пора, – помолчал и добавил, – заканчивать земные дела.

– Пока он за них крепко держится, – усмехнулся наиб.

– Кому много дано – с того много и спросится, – лицо сказочника посуровело, – В немощных руках шейха власть. К его голосу прислушиваются сильные этого мира, от которых зависят судьбы царств и жизни людей.

Он снова надолго замолчал, а потом добавил совсем другим голосом:

– Это очень тяжёлая ноша.

Не только голос стал другим. Злату на миг показалось, что за столом у очага мрачно нахохлился совсем другой человек. Губы жёстко сжались на строгом лице, от былой благости не осталось и следа. В устремлённых во тьму глазах старика,, вспыхнул незнакомый огонь.

Наиб даже поёжился. Кем был этот нищий сказочник в той, другой жизни? Вслух поддакнул:

– Не каждому по плечу.

Бахрам встряхнул головой, словно избавляясь от наваждения, и на губах его заиграла прежняя ласковая и грустная улыбка:

– Блажен, кому Всевышний позволил сбросить её со своих плеч, – и добавил, – Это мне сейчас сказал эн-Номан. Самое смешное, этот разговор мы с ним начали почти сорок пять лет назад.

– Рассказал бы нам эту историю. Не всё выдумками людей тешить.

– Не всякая выдумка ложь. Время пожирает рукописи, люди переписывают и переделывают летописи и хроники. А сказка переживает века и царства. Почему?

– Да потому что власти над ней нет, – рассмеялся, из-за блюда с медовыми лепёшками Касриэль, – Живёт сама по себе.

– Весёлый ты человек, – похвалил Бахрам, – Потому что нрав у тебя добрый.

– Так что смешного в том, что разговор начался сорок пять лет назад?

– Смешно, что собеседники поменялись местами. Так же, как и тогда, один был советником могущественного правителя, а второй отшельником. Один верил, что можно переделать мир, а другой считал, что, коль его судьбы начертаны при сотворении огненным каламом, то и нужно безропотно идти путём предопределения. Судьба посмеялась над обоими.

– Это уже не сказка, это загадка получается.

– Дело было в Тебризе, столице персидских ильханов. Так уж исстари повелось их называть на арабский манер. На престоле был тогда хан Аргун. А при нём большую силу забрал Саад ад-Давла, еврей из Багдада. Вообще то он был родом из Мосула, но я с ним познакомился уже в Багдаде. Был он человеком учёным, хорошо знал искусство врачевания и многие другие науки. Я тоже искал в Городе Мира крупицы мудрости. По молодости меня влекли больше тайные знания, юношам ведь всегда кажется, что старшие от них что-то скрывают. Саада же больше привлекало практическое применение знания. Как никто другой умел он извлекать из этого немалую пользу. Пошёл на государственную службу и быстро в ней преуспел. Что ты сразу перестал улыбаться, добрый Касриэль?