Шота Горгадзе - Любовь к деньгам и другие яды. Исповедь адвоката

И красная точка на мониторе — это просто красная точка на мониторе. Смешно, честное слово…

Проходит еще час. Все курят прямо в комнате.

Мне уже все равно. Я выпил свой остывший кофе. Хороший кадр для кино получился бы, символичный.

Было бы так: камера, наезд. Адвокат Горгадзе сидит за столиком ресторана «NN», листает сегодняшнюю газету, цедит свой горячий кофе и между делом размышляет о запрете Государственной Думы РФ курения в общественных заведениях в контексте того, почему в России любой запрет, даже самый разумный, в кратчайшие сроки порастает таким могучим идиотизмом исполнения, что, чтобы почувствовать себя человеком, ты просто вынужден поступать вопреки закону.

На моем столике красуется новенький бронзовый шильдик с красиво вытравленным на черном фоне значком перечеркнутой дымящейся сигареты и надписью на английском «NO SMOKING!», снабженный к тому же вежливым переводом на русский: «ИЗВИНИТЕ, У НАС НЕ КУРЯТ!»

Двое мужчин через столик от меня курят. Курят так, что снующие мимо них официанты красиво и неожиданно материализовываются из дымовой завесы, окружающей столик курильщиков, напоминая то ли фокусников, то ли пожарных.

Адвокат Горгадзе достает сигару. Закуривает.

— Извините, у нас не курят! — говорит официант.

Адвокат Горгадзе ведет своей сигарой, и в воздухе повисает медленно тающий, рассеивающийся ароматный знак вопроса.

— Вы не поняли… — снисходительно улыбается официант. — Это — хозяин ресторана.

И тут у меня такое выражение лица… такое… знаете…

Ну вот когда понимаешь, что несмотря на евразийскую геолокацию, несмотря на всех наших гениев искусства, которые, как и все гении, никакие не «наши», но принадлежат Вселенной, а не одной стране, несмотря на то что мы не обрезаем половые губы девочкам раковинами моллюсков, не носим паранджу и хибаб, едим свинину, молимся, в большинстве своем по-христиански, несмотря на пластиковые карты с несуществующими деньгами и Internet, ограничение скорости, запрет курения и завитушки барокко над входом в данный конкретный ресторан, Россия — не Европа. И это навсегда. Ибо подчиняться закону в России — моветон. Закон у нас един для всех. Плебеев.

Патриции — сами себе Закон. И каждый — сам себе патриций. И плевать им (нам) сквозь щербинку в зубах, что соблюдение закона и уважение к нему и есть не что иное, как сама государственность. Государство, оно чье? Не мое! Абстракция. А вот ресторан мой. И я в нем сижу и курю.

И все это чтобы одним выражением лица.

Адвокат Горгадзе качает головой.

Адвокат Горгадзе тянет откуда-то из-за кадра папку из коричневого кожзаменителя, а посередине аляповато исполненный, но большой герб Прокуратуры РФ.

Официант видит папку.

Соседний столик: никто не курит, хозяин ресторана несет мне комплимент от повара. Я выпиваю и…

— Готовность три минуты, — слышу я вдруг совершенно спокойный, обыденный голос Полозова. — Начинаем.

Полозов подходит ко мне.

— Вы уснули?

— Я? Нет, что вы, майор… Я…

— На правом экране будет видно все, что происходит в нашей машине. — Полозов меня не слушает. — И звук. Левый экран — общее видео двора. Крыши, выходы и входы перекрыты. Если въедут во двор, уже не уйдут. Важно, чтоб заказчик передал деньги.

— Я понимаю, майор.

Майор кивает.

— И не подходите к окнам.

Я встаю, подхожу к экрану. На экране изображение, будто с камеры видеорегистратора — черно-белое, только камера обращена не на дорогу, а на водителя: в заднее стекло было видно, как машина не спеша движется по проспекту в потоке автомобилей.

«Ваш киллер задерживается. Пробки».

Лицо человека за рулем спокойное. Уравновешенное лицо. Посматривает по сторонам, чтобы не зацепить другие машины в потоке, обычный водитель. Один из миллионов. Включает поворотник.

Я непроизвольно делаю полшага вперед и вижу в краешек окна, как серебристый Renault Laguna медленно вкатывается во двор. Все в порядке. Убийца приехал (звучит, да?). Помня предупреждение Полозова, я отхожу от окна, довольствуясь экраном, и еще минут десять мы ждем все вместе: Полозов со своими людьми, снайперы на крышах, я и киллер.

За это время киллер дважды выходит курить и каждый раз курит с удовольствием, глубоко затягиваясь и медленно выпуская дым то тонкой струйкой, то из широко открытого рта прямо в хмурое сентябрьское небо, наслаждаясь сигаретой, воздухом, свободой, пусть и мнимой.

Странное ощущение овладевает мной, будто бы сейчас мы снимаем кино. Все это не по-настоящему, не взаправду.

Несуществующая свобода. Несостоявшийся киллер. Неудавшаяся жизнь на дне колодца московского двора. Люди за мониторами — операторы, Полозов — режиссер и сценарист. Я? Я — приглашенный эксперт.

Через десять минут во двор въезжает еще один автомобиль — это такси.

В течение минуты из такси никто не выходит. Потом из Renault выходит киллер и садится в такси.

— Есть звук, — говорит человек у монитора.

Мы слушаем то, что происходит в машине.

Звук закрываемой двери.

— Здравствуй, — голос с легким кавказским акцентом — это наш киллер.

— Здравствуй, — посредник.

— Все сделал.

— Покажи.

Шуршание. Тишина.

— Хорошо.

— Деньги?

Шуршание.

— Все?

— Все.

— Удачи.

— И тебе.

Звук открываемой двери.

Киллер выходит из такси.

— Приготовиться. Без команды не стрелять, — это Полозов.

Стекло такси опускается, раздаются два негромких хлопка, киллер падает на землю.

Такси резко сдает назад.

— Не стрелять! На поражение не стрелять! — кричит в рацию Полозов, выбегая из комнаты. — Не стрелять!!!

Я бросаюсь к окну и вижу, как такси на всем ходу врезается в плотно закрывший выезд из двора «Тигр».

Из такси выскакивают двое, оба с пистолетами в руках, один из них стреляет куда-то вверх, явно на испуг, не видя цели.

Откуда-то сверху в ответ раздается громкий, раскатистый ответный выстрел. Стрелявший падает на землю, хватается за ногу и принимается раскачиваться на спине, слышно, как он громко, совсем по-коровьи, мычит.

— СТОЯТЬ!!! БРОСИТЬ ОРУЖИЕ!!! У ВАС ТРИ СЕКУНДЫ!!! — Голос Полозова искажен мегафоном, но я узнаю его.

Второй приехавший, озираясь в панике, целится куда-то вверх: то в одно окно, то в другое.

Мужчина с пистолетом в руках, в черной кожаной куртке опускает оружие, но не бросает его. Он осматривает крыши и окна.

Его взгляд натыкается на меня. Мы смотрим друг на друга, наверное, целую вечность. Мужчина поднимает руку с пистолетом…

Я едва успеваю отпрянуть от окна, укрывшись за пристенком, как, почти слившись в один, раздаются два выстрела.

Я стою не в силах пошевелиться, и сердце мое бьется в горле.

Я стою так довольно долго, пока не слышу на улице голоса людей, и лишь тогда решаюсь выглянуть из окна.