Хью Пентикост - Где снег был красным

Уличная дверь отворилась, и доктор Джон Смит вошел в переднюю. Он потопал, чтобы отряхнуть снег с ботинок, и затем разулся. После этого повесил пальто и шляпу в шкаф возле двери. Доктор направился прямиком к лестнице, но Эмили окликнула его:

— Ах, доктор Смит! Могу ли я поговорить с вами минутку?

— Конечно, миссис Саттер.

Он прошел в гостиную. Бим наблюдал за ним с любопытством. Седые волосы, серые глаза, серый костюм — доктор Смит не был ни достаточно красивым, ни достаточно неприятным, чтобы как-то выделяться. Он просто обычный человек — обычного роста, обычного веса, совершенно нейтральная личность.

— Здравствуй, Бим. Это ты изготовил модель корабля?

— Нет… я ремонтирую ее для Маклина Майлза, — отозвался юноша. — Он сказал, что даст мне пять долларов за то, что я починю снасти и покрашу ее.

— Хорошая цена, — сказал Джон Смит. — Это тонкая работа.

Эмили нервно завертела в руках свои списки, когда доктор посмотрел на нее. Его взгляд всегда заставлял ее нервничать. Эмили казалось, будто он видит ее насквозь и ему видны все ее мысли. Словно чтобы это подтвердить, Джон Смит сказал:

— По поводу вечеринки, которую вы устраиваете вечером в субботу, миссис Саттер. Если я буду вам мешать, то у меня есть друг в Ратленде, и я мог бы уговорить его приютить меня на ночь.

— Вам известно о вечеринке, доктор Смит?

Он кивнул:

— Я как раз провел час в парикмахерской за разговорами в приятном обществе Илайхью Стоуна. Он мне и рассказал.

Щеки Эмили красноречиво запылали. Если доктор разговаривал с Илайхью Стоуном, то наверняка знает все про Саттеров — и об их прошлом, и о безденежном настоящем.

Доктор улыбнулся:

— Должен признаться, я надеялся, что вы можете пригласить меня на вечеринку. Я очень много слышал про Терренса Вейла. Был бы рад познакомиться с ним. Но я знаю, что предстоит совершенно особенное событие — собираются старые друзья, и если я могу помешать…

— Но, доктор, мы будем просто счастливы, если вы проведете этот вечер с нами! — сказала обрадованная Эмили. Если бы доктор уехал на день, то в конце недели она получила бы на восемь долларов меньше. — Я боялась, что ночное веселье вас потревожит — ведь вы приехали отдохнуть.

— Как раз напротив, я очень люблю веселье. А судя по тому, что мне рассказывал Илайхью, эта вечеринка может оказаться необычайно интересной.

Илайхью Стоун сидел на багажной тележке на железнодорожной станции, жуя соломинку и разговаривая со своим новым другом доктором Смитом.

— Это больше похоже на кастрюльную серенаду, как в прежние времена, чем на дружеский прием, — сказал он.

— Кастрюльную серенаду? — переспросил доктор.

Илайхью пояснил:

— Здесь, в нашей глухомани, док, если женилась молодая пара, им устраивали кастрюльную серенаду в первую ночь, как они селились в своем доме. Народ собирается вокруг дома, все колотят в кастрюли и вопят до тех пор, пока молодожены не поднимутся с постели, не позовут всех в дом и не дадут им поесть и выпить.

— Это довольно неприятное вторжение в личную жизнь в первую брачную ночь, — прокомментировал доктор.

— О! Да молодожены сами ждут, когда к ним заявятся, — возразил Илайхью. — Народ договаривается и ждет весь день, пока ночь наступит. Есть еще особые шутки, не очень изящные, по этому поводу.

На станции собралось довольно много людей. Доктор Смит не предполагал, что в Бруксайде живет столько народу. По существу, здесь оказался почти весь поселок, за исключением Алонсо Холбрука и Лиз. Алонсо не покинул бы свою студию в дневное время, даже если бы явился архангел Гавриил, а Лиз решила, что необходимо отправиться в Ратленд за игрушками для вечеринки. Люди отмечали, что она, конечно, могла бы съездить за ними и днем раньше, но к Лиз здесь в основном относились хорошо и не слишком язвили в ее адрес.

Пришли Бим и Эмили Саттер, и Илайхью сообщил доктору, что Дэн сидит в станционной гостинице за углом да «напивается до кондиции». Появились Руф Гилсон и Маклин Майлз — местный прокурор и единственный в деревне юрист, а также Тина Робинсон. На дальнем конце платформы, подальше от толпы, прохаживался Роджер Линдсей. Он то и дело посматривал на наручные часы, словно стараясь заставить поезд прибыть поскорее. Отдельно от толпы, на платформе, стояла и Сьюзен Вейл, стройная и элегантная, одетая в соболью шубку; она разговаривала с представительного вида мужчиной среднего возраста, в твидовом костюме, с ярко-красным шарфом, обмотанным вокруг шеи. Мужчина курил сигару через мундштук из слоновой кости. Доктор спросил о нем.

Илайхью вынул соломинку изо рта.

— Это судья. Судья Кревен.

— Он не из местных?

— Нет. Он был судьей Верховного суда в штате Огайо. Вышел в отставку несколько лет назад и приехал жить сюда. Странный типчик.

— Почему странный?

Глаза Илайхью сверкнули.

— Я объясню, док. Можно ли человека назвать дружелюбным, если он никогда ничего про себя не рассказывает? Он со всеми вежливо говорит, читает много книжек и дает их из своей библиотеки всем, кто любит читать, но никогда ничего не рассказывает. И ни о чем не спрашивает!

— Из разговоров с вами, Илайхью, я понял, что вам чрезвычайно нравятся люди, которые не лезут в чужие дела.

Стоун широко улыбнулся:

— Так и есть, док, так и есть. Но они мне очень даже не нравятся, если не дают в ихние дела сунуться!

Отдаленный звук свистка поезда вызвал на платформе возбужденное шевеление. Роджер Линдсей прекратил ходить взад-вперед и встал неподвижно, вертя в руках блестящую курительную трубку. Детвора забегала по платформе, радостно крича. Доктор заметил, как несколько мальчиков привязывают связку жестянок к красивому автомобилю Сьюзен Вейл с откидным верхом. Кое-где в толпе для подъема настроения принялись колотить в кастрюли и звонить в колокольчики. Поезд был еще в доброй миле от станции.

Наконец вдали показались клубы серого дыма, а затем из-за поворота появился сам локомотив. Предупреждая пассажиров громким меланхоличным свистком, поезд замедлил ход и остановился у платформы. Люди гурьбой двинулись к составу.

Доктор Смит разглядел, как кондуктор вынес из вагона два кожаных чемодана с иностранными наклейками и поставил на платформу. Затем появился виновник события Терренс Вейл. На доктора он произвел сильное впечатление. Терренс был высок, темноволос и почти чрезмерно красив. Он был одет и двигался подобно голливудскому актеру. Мистер Вейл любил внешние эффекты, каким-то образом умудряясь не выходить за рамки хорошего вкуса.

Толпа сомкнулась вокруг него, и низенький серый человечек не стесняясь взобрался на багажную тележку, чтобы получше разглядеть происходящее. Он увидел, как Терренс дважды довольно небрежно поцеловал свою жену сначала в одну щеку, потом в другую. Он видел, как земляки Терренса горячо пожимали ему руку. Он отметил, что ни Руф Гилсон, ни Роджер Линдсей не стали протискиваться к Вейлу для рукопожатия. Затем доктор увидел, как Терренс разглядел среди толпы Роджера и с теплотой обнял его за плечо рукой; лицо Роджера было совсем белым. Наконец, когда поезд покинул станцию, судья Хорас Кревен попросил тишины.