Татьяна Соломатина - Проект «Платон»

— Для полевой работы?

— Мы не сможем изучать душу, исключительно сидя в подвале. Что-то мне подсказывает, что Антон — недостающая часть.

— Недостающая часть чего?

— Целого, Иван, целого. Часть — это всегда о целом. Решение принимать тебе. Как минимум — твои решения о тебе.

Утром Иван стоял в операционной секретного института. Она ничем не отличалась от нейрохирургической операционной современной продвинутой клиники. Всё здесь было на высшем уровне. И многофункциональный дистанционно управляемый рентген-прозрачный стол, позволяющий оперировать во всех положениях, включая нестандартные. Понятно, что простецкое положение «сидя» там тоже имелось. Как раз сейчас в нём восседал Васильев, хорошо приглушенный транквилизаторами. Его обритая и обработанная йодонатом голова была надёжно закреплена набором системы жёсткой фиксации. Иван уставился на Васильева, как завороженный. Хотя при других исходных данных он бы непременно восхищался хирургическим микроскопом последнего поколения, суперсовременной нейронавигационной системой, интраоперационным мобильным рентгеном, налобной микрохирургической оптикой. Последняя как раз была водружена на Елену. А на столике лежал полный набор микроинструментов и нейрохирургический высокоскоростной трепан с полным комплектом дрелей. Елена уже садилась в автоматически управляемое кресло нейрохирурга.

— Готов?

— Да, — ответил Иван. Только потому, что надо было что-то ответить.

— Тогда поработаешь анестезиологом.

— Мы его будем обезболивать?

— Ну разумеется! Мы же не садисты! Мозговая ткань боли не чувствует, но кожа, кость и сосуды… Да вы и сами всё знаете! Так что займитесь делом, господин Ефремов!

Елена кивнула на инструментальный столик. Там уже лежал набранный шприц. Иван надел перчатки и начал производить инфильтрационную анестезию. Елена молчала.

— А какова цель этой операции?

— Ремесленная, Иван Алексеевич. Сейчас я всего лишь вскрою ему череп.

— Каким образом?

— Нам надо обнажить поверхность полушарий, открыть доступ к основанию мозга, обнажить среднюю линию и медиальные отделы полушарий, а равно и височные доли.

— То есть мы к чёрту сносим ему черепушку.

— Точно! Хотите произвести кожный надрез?

Иван содрогнулся.

— Так я и предполагала! — Фыркнула в маску Елена и взяла скальпель. — Дырку-то хоть просверлишь? Пардон, нанесёшь фрезевые отверстия? Так палёной костью воняет, что если просто наблюдать — можно грохнуться в обморок.

Елена начала разрез. В несколько мгновений под её твёрдой и проворной рукой голова Васильева обзавелась тонким кровавым венцом, заструившимся потёками.

— Промокай, ассистент! — Прикрикнула она на завороженного зрелищем Ивана.

— Как дела в клинике? — спросил Создатель у Митрофанова.

Они спускались в лифте, допуск в который был разрешён для них двоих, двери раскрывались по сканам сетчатки Создателя и Митрофанова. Хотя с ними был третий. В кресле-каталке сидел Васильев. Его голова выглядела обыкновенно, на первый взгляд. Если бы не едва различимый шов по всей окружности, спереди начинавшийся чуть выше надбровных дуг.

— Всё, как прежде. Он, — Митрофанов кивнул на Васильева, — отменно вёл дела. Все счета в порядке. А шумиха вокруг трагической гибели уважаемого человека сделала нам куда большую рекламу, чем благие дела. Звёзды — те ещё штучки. От них не дождёшься промоушена. Мало кто готов сознаться, что у него были серьёзные проблемы со здоровьем. Так что спасибо покойному, что умер. Широкая публика куда охотней читает криминальные хроники, нежели научные журналы.

— Не говори о нём в третьем лице, это неприлично! Он всё слышит и всё понимает. Елена лишила его всего лишь возможности говорить. Временно.

— Да, он довольно талантливый враль! Прости! — Последнее адресовалось Васильеву. — Прости, Евгений Владимирович! Ты очень одарённый лгун. И ты же знаешь, что если говорить что-то вслух, и говорить уверенно, а то ещё и убеждённо — твой мозг выдаст враньё за «картину правды». Такова уж особенность обратной связи у гениальных лжецов. Видишь? Я признаю твою гениальность. Каждый хоть в чём-то, да гениален! А талантлив ты был во многом! Спасибо тебе за клинику. Но отныне ты перестаёшь именоваться Васильевым Евгением Владимировичем.

— Да, прости, Жень. Но как только мы выйдем из этого лифта, ты станешь Объектом Номер Один. Именно так ты сам называл своих жертв. Извини, что употребляю это слово. Я употребляю его безо всякого возмущения и осуждения. Исключительно потому что это общепринятая терминология. Я понимаю, что ты ни в коем случае не считал их жертвами. Но определённое сладострастие это тебе приносило. Это нормально. Уж я-то знаю. Не было бы ни одного учёного, или поэта, или художника, или кого угодно — без определённой доли сладострастия. Мы с Мишей тоже довольно сладострастные люди.

Двери лифта раскрылись, Митрофанов выкатил кресло с Объектом Номер Один в хорошо оборудованную лабораторию, очевидно предназначенную для неврологических исследований. Митрофанов остановил кресло-каталку рядом с ещё одним креслом, снабжённым такой же системой фиксации конечностей и нейронавигационной системой. Во второе кресло сел Создатель. Митрофанов снял с Объекта Номер Один покрывающий его мозг фрагмент покровной части черепа, отпечатанный на три-дэ принтере из самых современных биополимеров. Мозгу неуютно оставаться непокрытым, ему приятней и комфортней прятаться, даже в условиях полнейшей безопасности. После чего Митрофанов стал вживлять в обнажённый мозг Объекта Номер Один электроды. Создатель уже устроился с нейронавигационной системой и, наблюдая за ловкой работой Митрофанова, прокомментировал:

— Всегда поражала способность этого засранца, мозга, быть абсолютно нечувствительным к боли.

— Ага. Он контролирует всё наше тело. Он знает куда и как послать сигнал. И какой. И когда. Он настолько, — Митрофанов хохотнул, — умён! Прости, не знаю, какое слово ещё придумать. Настолько умён — и абсолютно нечувствителен к боли.

— Боль — механизм не разума, но выживания.

— Но как же быть с тем, что называют душевной болью?

— Мы вроде как собираемся с этим разобраться. В том числе. Но не сейчас. Сейчас у нас с тобой конкретная задачка. Понять, насколько мой мозг и мозг Объекта Номер Один — подобны в плане…

Создатель помахал ручкой. Митрофанов знал, какое подобие Создатель имеет в виду. Знал это и Объект Номер Один.

Митрофанов закончил вживлять электроды. Оглядел с удовлетворением.

— Не знаю, насколько результаты совпадут. У тебя же мозг надёжно спрятан.

— Прекрасно ты знаешь, насколько они совпадут. Это как раз те ожидаемые результаты, которые, увы, подтвердятся. Просто мои сигналы будут слабее. Начинай уже.