Татьяна Соломатина - Проект «Платон»

Митрофанов пошёл за пульт, очень похожий на пульт управления космическим полётом. Инженерия современной науки потрясает воображение. Огромный экран, расположенный на задней панели, прямо напротив кресел, ожил. По нему в клиповом режиме покатился ряд картинок. От милых кроликов, до рожающих женщин, от сцен погони льва за отбившейся от стада антилопой до бескрайних океанических просторов. Митрофанов следил за энцефалографом. Кривые, отражавшие потеницалы, возникающие в мозгу Создателя и Объекта Номер Один — были абсолютно идентичны.

— Иван и Антон о чём-то догадываются? — спросил Митрофанов.

— Не отвлекай меня. Я же буду вынужден отвечать на твои вопросы. Но — нет, они ни о чём не догадываются.

Некоторое время прошло в тишине.

— А Елена о чём-то догадывается?

— Понятия не имею. Но она больше похожа на тебя, чем Иван с Антоном — на меня.

— Слава богу, что они на тебя не похожи! Мы же никогда не расскажем им, что идея потрошить людей в поисках души — твоя. А вовсе не нашего съехавшего Объекта Номер Один.

— Но маньяк — он. А не я.

— Вы оба — маньяки.

— Да. Но я это знаю. Принимаю. Именно это позволяет мне не переходить от теории к практике.

— Но твой потенциал куда огромней потенциала Объекта Номер Один, — сказал Васильев, глядя на кривые. — С учётом того, что его мозг обнажён, а твой — нет. Ты вообще испытываешь хоть какие-то стандартные человеческие чувства?!

— Да. Острое желание тебя убить. Если ты сейчас же не замолчишь и не перейдёшь к рутинной работе. В тишине!

На экране возникло фото Елены Вересаевой. Всплеск графика заставил Митрофанова нажать на стоп-кадр. Он с ужасом смотрел на Виддера.

— Ты же не…

— Никогда! — Отчеканил Создатель. — К тому же, напоминаю тебе, не я вовлёк её в этот эксперимент. — Так что большой вопрос, кто из нас чудовищней. Ты или я. Кто из них, — Виддер поднял глаза вверх, — чудовищней любого другого. И на что способны — потенциально, — милые добрые люди, живущие по соседству. А теперь сосредоточься на работе. Пожалуйста.

— Я могу пригласить тебя на чашечку кофе?

Иван и Елена сидели в лаборатории Проекта «Платон».

— Пригласить — можешь! — Ответила она, бросив красноречивый взгляд на кофе-машину. — Но кофе в меня больше не помещается. Я бы предпочла вино. Или что покрепче.

— Значит, ты не против и мы…

Иван смешался. Он сам не знал, что хотел сказать.

— Мы — что? — она рассмеялась. — Можем ли мы вместе выпить? Разумеется, можем. Ты пьёшь. Я пью. Иногда люди делают это вместе. Я бы ещё и поесть не отказалась. Ты как насчёт поесть?

Иван был не против поесть. Он вдруг понял, что со всеми этими событиями, со этим потоком более чем странной информации, которую его мозг отказывался обрабатывать — во всяком случае, очевидно для Ивана обрабатывать. Смешно. Его мозг — это тоже Иван. Это в первую очередь — Иван! И в первую очередь Иван имеет наглость — или необходимость? — что-то скрывать от Ивана! Или же мозг — далеко не в первую очередь Иван?

— Моё тело очевидно хочет жрать! — Припечатал Иван. — Оно уже давно не ело, это тело!

— Так поехали! Скорей поехали! Дела на сегодня мы уже закончили. Рабочий день у нас ненормированный. Понеслись наверх, там есть питьё, еда, и компания других тел, довольно живых и забавных! И хотя я не всегда узнаю лица этой анонимной стаи, но видит бог! — или кто там всё это видит, — мне чертовски приятно бывать среди них!

Они приземлились на открытой веранде ресторана недалеко от Набережной, где собственно и встретились. Время идеальное — как раз начала спадать изматывающая дневная жара. И оба они, несмотря на всё произошедшее, были в прекрасном настроении.

— Давай начнём всё с начала! — Предложил Иван, потягивая прохладное белое вино.

— Попробуй!

Елена подмигнула ему и опрокинула стопку ледяной водки.

— Ты же знаешь, что спиртное убивает только ленивые нейроны? Как хищник всегда убивает только отбившееся от стада больное или слабое животное. Таким образом, спиртное скорее полезно, чем вредно. И крепкий алкоголь — как раз тот самый хищник. Как по мне, так из крупных кошачьих. А вовсе не выматывающий занудством, берущий на измор шакал-вино.

— Как теория — спорно, как шутка — уместна. На то она и шутка!

— Я сама не всегда понимаю, когда шучу. Но ты хотел начать всё сначала.

Иван церемонно поднялся. Протянул Елене руку.

— Разрешите представиться. Иван Ефремов! Очень приятно.

Елена, улыбнувшись, пожала руку.

— Елена Вересаева. Я так понимаю, вы предлагаете мне товарищество?

— В том числе. Но вы мне нравитесь, как женщина и как…

Он смутился и рассмеялся.

— Как-то глупо.

— Ага. Ничего и глупее придумать нельзя, чем пожимать руку понравившейся тебе женщине. Ты бы ещё удостоверение показал!

— У тебя тоже есть это дурацкое удостоверение?

— Есть. Но не такое уж оно и дурацкое. Я не знаю, что оно значит, но по нему можно пройти в любой самый засекреченный архив.

— Ты пробовала?

— Конечно! Я же учёный! Я первым делом пробую.

Ивану и в голову не пришло опробовать своё удостоверение. Всё-таки он не только моралист, но ещё и трус. Потому что человек, боящийся показаться смешным — никто иной, как трус.

— А на каких именно архивах ты проверяла своё удостоверение?

— Какая разница. В профессорский зал Ленинки пускают, например.

— Меня туда и так пускают.

— Ну, разумеется. Ты же доктор наук и до недавнего времени занимал профессорскую должность.

Елена ехидно ухмыльнулась, помолчала. Немного погрустнела, и сказала:

— Я всё-таки пытаюсь выяснить кто я. В смысле — откуда я. Кто мои биологические родители.

— Зачем тебе это? Мы с Антоном когда-то пытались. Когда были моложе. А потом поняли: если мы им не были нужны, то зачем они нам?!

— Это мужская, а точнее — мальчишеская гордыня. И более ничего. Меня не интересуют вопросы так любимой и почитаемой тобой, — не удержалась она от ещё одного укола, — этики и морали. Все эти «да как вы могли?», и всё такое прочее. Все эти глупости я ещё совсем девочкой пережила и похоронила. Меня интересует исключительно биология. Посмотри на меня. Посмотри на себя и на Антона. Нас не могла родить глупенькая юная двоечница.

— Может отличница?

— Тогда её пятёрки были фальшивыми. Потому что умные девочки не рожают слишком рано. А если рожают — то не оставляют своих детей. Отличница — это очень серьёзный синдром и он распространяется на всё. Отличница никогда не оставит своё дитя. Она справится на «отлично», так или иначе. Отцы проще бросают детей. Но и отцы у нас не могли быть антисоциальными элементами. Алкоголиками, или просто разгильдяями. Не рождаются от тех, кто бросает своих детей, такие, как мы. Генетика.