Анна Чиж-Литаш - В обличии человека

Так и оставаясь стоять на коленях, Анна Константиновна посмотрела на присутствующих, которые не спускали с нее глаз уже несколько минут и сказала:

– Спасибо вам всем.

Потом подняв глаза вверх, она добавила:

– Спасибо Вам, дорогой Илья Николаевич! Никто не был ко мне так добр, как вы. Вы не умерли – вы живы в моем сердце.

Поднявшись, она забрала мусор и медленно побрела на кухню.

– Да уж, вот так поворот, – прервал тишину Андрей, – неожиданно. Ну, что, – потирая ладони, сказал он, – теперь, когда все точки над «и» расставлены, предлагаю сесть за стол и почтить память Ильи Николаевича.

Екатерина Владимировна медленно приподнялась со стула и направилась на кухню. Когда все заняли свои места за столом, Анна Константиновна принесла горячее. Несколько минут все ели молча.

– Я очень прошу вас всех не держать обиды и зла на Илью Николаевича, – еле слышно сказала Екатерина Владимировна, – он так поступил, руководствуясь своими взглядами. Ему было виднее. Я уверена в этом и не осуждаю его.

После этих слов она зарыдала. Громко. Теряя голос. На это невозможно было смотреть. Боль захлестнула человека полностью. В такие минуты, кажется, что лучше умереть, чем видеть и понимать, насколько больно человеку.

Настя сидела в кресле и наблюдала за папой. После того, как она подробно рассказала ему все о вчерашней встрече с нотариусом, Александр Петрович уже полчаса неподвижно стоял возле окна. Целая сигарета почти истлела в пепельнице. Он то и дело хмурился, а затем как будто напрягал все мышцы лица, не давая эмоциям выйти наружу. В этот момент он был похож на ребенка, лет двенадцати. В таком возрасте дети уже стараются не так сильно проявлять свои эмоции, неумело сдерживая их под маской спокойствия и сосредоточенности.

– Пап, может, расскажешь мне, что ты узнал из писем?

– Боюсь, здесь быстро не получится. У меня в голове не укладывается то, что я узнал. А после того, что ты мне рассказала, я совсем запутался. Все мои предположения оказались неверными. Я не вижу логики.

Александр Петрович медленно расхаживал по комнате, скрестив руки за спиной. Наступая ему на пятки, Бах, не останавливаясь ни на секунду, ходил за хозяином. Несмотря на мрачную обстановку в доме, Настя не могла сдержать умиления при одном только взгляде на них.

– Настя, мне надо подумать. Я попрошу тебя любой ценой привезти сегодня ко мне Анну Константиновну. Это очень важно. Я не знаю, как ты это сделаешь, но ты должна. Дело зашло слишком далеко. И у меня есть предположение, что это еще не конец этой истории, – сквозь зубы сказал Александр Петрович.

Поймав этот взгляд, Настя взяла сумку и, быстро одевшись, вышла из квартиры. Она видела этот взгляд всего несколько раз в жизни. И сейчас она понимала – отец не шутит. Все очень серьезно.

В доме Колесниковых царила тишина. После вчерашнего вечера Екатерина Владимировна еще не вставала с кровати. Дети разъехались по домам, и женщина снова осталась наедине со своим горем.

Зайдя на кухню, Настя никого не увидела. Уже собираясь уходить, она услышала тихие всхлипывания в кладовке. Открыв дверь, она увидела Анну Константиновну: скукожившись, женщина сидела среди коробок с овощами и плакала. Увидев Настю, она закрыла лицо руками и зарыдала еще громче.

– Анна Константиновна! Дорогая! Что случилось? Вас кто-то обидел? Скажите мне что-нибудь, не молчите!

– Настенька, – еле слышно проговорила она, – что я наделала! Я так больше не могу! Не могу больше врать! Я жить не хочу, понимаешь?

– Что случилось? Как я могу вам помочь?

– Я не достойна жить! Я думала, что Бог меня накажет, и я умру, но я почему-то живу. Наверное, это и есть наказание – жить.

Закрыв лицо руками, она рыдала в тишину. От слез у нее опухло лицо, и она выглядела старше своего возраста. Настя, молча, стояла и не знала, что делать. Ей надо было каким-то образом заставить приехать ее к папе.

– Анна Константиновна, вам надо успокоиться. Так и сердце может не выдержать. Давайте я вам помогу встать.

Женщина сидела и смотрела на Настю. Через несколько секунд она протянула ей руки.

– Я не хочу, чтобы кто-нибудь из хозяев знал о том, что ты видела меня в таком состоянии.

– Я никому не скажу. Обещаю.

Видя, что женщина собирается уйти в комнату, Настя решила действовать напролом.

– Вам надо поехать со мной. Это важно. Вопрос жизни и смерти.

– Я? Зачем? – Анна Константиновна была испугана. Лицо побледнело.

– Это может прозвучать странно, но я не могу вам сказать. Вы скоро сами все узнаете. Мой папа хочет с вами поговорить.

– Александр Петрович? Но зачем? Он же работает в милиции! Вы хотите меня отправить за решетку?

– Никто не собирается отправлять вас за решетку! Успокойтесь! Вы разве сделали что-то плохое?

Настя резко замолчала. Все это выглядело очень странно. Почему она заговорила про тюрьму? За что она себя винит? Может, это она убила Илью?

Пытаясь не показывать эмоции, Настя вплотную подошла к Анне Константиновне и взяла ее за руку:

– Поверьте мне, все будет хорошо. Я обещаю.

Анна Константиновна внимательно посмотрела Насте в глаза, как будто пытаясь прочитать ее мысли. Убедившись, что она говорит серьезно, женщина лишь кивнула головой. Взяв со стола платок, она направилась к дверям. Настя последовала за ней.

Александр Петрович сидел на табуретке в коридоре и чистил обувь. Если присмотреться, то можно было увидеть свое отражение в каждой паре ботинок. Несмотря на это, полковник продолжал усиленно тереть свои коричневые туфли. Погрузившись в свои мысли, он не заметил, что за этим увлекательным занятием он провел уже целый час. На самом деле все его мысли были далеко от домашних дел. Складывая в голове разбросанные пазлы истории смерти Ильи, он никак не мог найти главную деталь.

Письма Анны Константиновны не столько пролили свет на вопросы, сколько еще больше запутали. Виноградов не мог поверить в то, что смерть Ильи – дело рук Анны Константиновны. Исходя из писем, с одной стороны у нее был повод для мести, с другой – это бессмысленно. Вопросов было больше, чем ответов. Взяв в руки очередной ботинок, Александр Петрович с удивлением посмотрел на него.