Анна Чиж-Литаш - В обличии человека

– Зачем я их чищу? Они ведь идеально чистые! – сказал он Баху, который все это время сидел рядом и наблюдал за действиями хозяина.

Смахнув пылинку с ботинка, он аккуратно составил обувь на полку. На каждой полке стояли три пары обуви: светлые, черные и коричневые. Туфли были отсортированы таким образом, чтобы каждый день в зависимости от погоды у него было в запасе две пары чистой обуви: светлая и темная. Все члены семьи знали эти правила и неукоснительно соблюдали их.

Однажды Настя поставила рядом с папиной обувью свои туфли. Неделю она пыталась тщетно найти их по всей квартире. Спустя месяц Алла Владимировна обнаружила их на балконе в коробке со старой обувью, которую планировала отвезти на дачу. На вопрос: «Зачем ты это сделал, папа?» Александр Петрович ответил, что какая разница, где им стоять, все равно они не на своем месте. С того раза семья четко усвоила: свою обувь ставить отдельно.

Убрав все на свои места, полковник окинул взглядом стеллаж с туфлями. Сделав несколько шагов в сторону комнаты, он развернулся и снова подошел к полке. Наклонившись к полке, он сдвинул левую пару туфлей на полсантиметра вправо.

– Вот теперь, как я люблю. Все идеально, – сказал он вслух. – Можно и перекурить.

Закурив сигарету, Виноградов стоял на балконе и смотрел, как во двор заезжали машины. Быстро, как муравьи, она сновали по двору в поисках места для ночлега. Часы показывали начало шестого. Люди, с полными сумками продуктов и с детьми под мышкой, спешили домой.

Полковник волновался. Настя должна была уже дать о себе знать. Набрав в очередной раз номер дочери, Александр Петрович услышал лишь гудки. Закурив вторую сигарету, он облокотился на подоконник и, не отводя взгляда, смотрел на заезд во двор.

Через несколько минут полковник увидел машину дочери. Она была не одна. Через закрытое окно был виден силуэт женщины.

– Молодец, доча. Я знал, что ты сможешь.

Александр Петрович, быстро затягиваясь, докурил сигарету. Потушив окурок, он побежал в ванную, взял с полки освежитель и, вернувшись обратно, стал забрызгивать сигаретный дым.

Спустя минуту в дверь позвонили. На пороге стояли Настя и Анна Константиновна. Женщина выглядела, как испуганный котенок, который всего несколько дней как оказался на улице, и не знает, что его ждет впереди. Александр Петрович приветливо поздоровался и протянул руку.

– Я бесконечно признателен вам, что вы нашли для меня время.

– Я не понимаю, зачем вам понадобилось поговорить со мной. Настя мне ничего не объяснила. Просто сказала, что надо ехать.

Александр Петрович бросил на Настю благодарный взгляд. Она в ответ лишь опустила глаза в пол.

– Проходите, пожалуйста, на кухню. Вы будете чай?

– Да, спасибо.

– Настя, завари, пожалуйста, чай. А вы проходите в зал.

Провожая женщину в комнату, Александр Петрович обратил внимание, что она вся дрожит.

– Анна Константиновна, я не буду томить вас долгими прелюдиями. Скажу прямо, – полковник сделал паузу и посмотрел в глаза женщины. – Я ни на секунду не сомневаюсь, что Илью убили.

Анна Константиновна с ужасом в глазах посмотрела на Виноградова.

– Вы думаете, что это я? Я так и знала, что вы так подумаете! Но это не я! Я вам клянусь!

Анна Константиновна подскочила с дивана и, схватившись за голову, продолжала кричать.

– Я клянусь вам всеми святыми, что я не делала этого!

Александр Петрович подошел к ней и взял ее за руки.

– Я знаю. Успокойтесь.

– Знаете? – женщина с удивлением посмотрела на него. – Тогда зачем вы меня позвали?

– Чтобы узнать, зачем вы отдали свою дочь Колесниковым? Я знаю, что Даша – ваша родная дочь.

Виноградов стоял напротив Анны Константиновны и смотрел ей в глаза. Женщина, тяжело вдохнув, как будто задыхаясь, медленно села на диван. Закрыв лицо руками, она зарыдала. Настя, услышав плач, зашла в комнату.

Александр Петрович, стоя на коленях возле женщины, что-то еле слышно говорил ей.

Настя не знала, что ей делать. Пауза, как гитарная струна, медленно растягивалась, готовая в любую секунду порваться.

Анна Константиновна, взяв себя в руки, перестала плакать и посмотрела в глаза полковнику:

– Александр Петрович, вы человек с огромной светлой душой, не запачканной грязью жизни, должны меня понять. Я не оправдываю себя, но иначе поступить в тот момент я не могла.

Настя принесла салфетки. Вытерев слезы, Анна Константиновна начала исповедь. Именно исповедь, потому что это был монолог души. Души и сердца.

Сорок лет назад Анна Константиновна вышла замуж за Валерия Константиновича Рыбина, который в то время работал агрономом в колхозе. При вступлении в брак любви не было. Не стало ее и потом. Первые пять лет Анна Константиновна работала уборщицей на складе. Муж с утра и до ночи пропадал в колхозе, лишь вечером позволяя себе расслабиться за бутылкой. Первое время молодая женщина смотрела на это сквозь пальцы, понимая, что муж устает. Через несколько лет супруг стал прикладываться не только к бутылке, но и к жене – ежедневно одаривая ее синяками и ссадинами. Однажды, не выдержав побоев, женщина собрала все свои вещи и решила уйти от мужа. Просчитав по времени, что супруг еще на работе, Анна Константиновна, взяв вещи, направилась к выходу. В дверях она столкнулась с мужем. Он с первой секунды понял, что происходит.

– В тот вечер я думала, что умру, – сделав паузу, сказала Анна Константиновна. – Я никогда не знала такой боли. Меня били всем, что только было под рукой. Я не знаю, как я выжила. Наверное, Бог знал, что мне надо жить. Есть ради кого жить.

Через неделю Анна Константиновна узнала, что она беременна. Несколько месяцев она скрывала радостную новость от мужа, зная, что он не хочет детей. Тем более, что он на два месяца уехал в Могилевскую область на работу – в разгаре была уборочная.

Когда скрывать беременность стало невозможным, женщина рассказала супругу. Реакция была предсказуема.

– Он сначала весь покраснел, даже бордовый стал, – вспоминает Анна Константиновна, – а потом как начнет все громить вокруг. Я только и успевала, что прятаться. Меня он в тот день не тронул.

В тихой комнате было слышно, как женщина бесшумно глотала слезы. Было видно, как болит ее душа, изрезанная невидимыми ранами, спрятанными под оболочкой тела.

– Очень страшно вспоминать тот день. Очень страшно. Он пришел домой трезвый. Молча, просидел час за столом. Потом встал и резко так, прямо в лицо, сказал, чтобы я рожала.

В те секунды Анна Константиновна поняла, что теперь она выдержит все. Появился смысл жизни. Смысл ждать завтрашнего дня. Но радость была поспешной.