Анна Чиж-Литаш - В обличии человека

– Я искренне хочу, чтобы ты была счастлива. У меня две прекрасные дочери, но они несчастливы. Я это знаю. Марина очень светлый человек. Может ей и не хватает где-то знаний, но она умеет чувствовать и любить душой. С Дашей сложнее…

Екатерина Владимировна опустила глаза в пол, как будто обдумывая, что сказать дальше.

– Дашенька не похожа на нас по характеру. Она с детства была эдаким борцом против условностей. Не принимала ничью точку зрения, даже если одна из них была верна, она все равно шла наперекор. Какая-то необъяснимая агрессия, порой вспыльчивость были присущи ей. Ее муж Андрей тоже сложный человек. Неуправляемый. Они вдвоем – как две бомбы замедленного действия. Хотя отношения у них получше, чем у Марины с Олегом. Между ними есть какая-то невидимая связь. Наверное, так и надо. Не зря же говорят, что муж и жена одна сатана.

– Даша с Мариной даже внешне не очень похожи, – не отводя глаз от Екатерины Владимировны, сказала Настя.

– Да, они вообще разные у меня, – не изменившись в лице, ответила она.

– Мы с сестрой тоже не похожи, ни внешне, ни по характеру. Всю жизнь ругались. Только сейчас поняли, что иметь сестру – здорово. А Марина с Дашей общаются?

– Не очень. Они с детства как-то не нашли общий язык. А сейчас вообще встречаются только на семейных торжествах. Это со стороны кажется, что у нас идеальная семья, а на самом деле… мишура. Красиво снаружи, а внутри – пустота. Не получилось как-то сплотиться в одно целое. А жаль. Илья об этом очень мечтал. Но дети завели свои семьи, а мы остались где-то на обочине. Хотя мы с мужем были вдвоем безумно счастливы. Поэтому смерть Ильи – это моя самая большая боль. Я осталась одна. Одна со своим горем.

Настя подошла к Екатерине Владимировна и села рядом. Она взяла ее за руку и положила голову на плечо. Так они просидели несколько минут. Так много рассказав друг другу, не проронив ни слова.

Собрав вещи, Настя пошла попрощаться с Анной Константиновной. Женщина стояла у плиты и что-то напевала себе под нос. Впервые на ее лице играла улыбка.

– Здравствуй, дочка! Я так рада тебя видеть!

– Я вас тоже! Как вы себя чувствуете?

– Благодаря вам, просто замечательно. Я сегодня впервые за долгие годы спала, как младенец. После нашего разговора у меня на душе стало спокойно. Я как будто исповедалась и получила прощение.

– Вам не за что просить прощения. Вы замечательный человек и прекрасная мама. Жаль, что дочь так и не узнает, какой мамы она была лишена.

– Ничего, – с грустью в голосе, сказала Анна Константиновна, – наверное, так будет лучше. Да. Наверное…

Крепко обняв друг друга, женщины распрощались. Екатерина Владимировна провела Настю до машины.

– О! Настя! Взгляни! По-моему, у тебя появился тайный, а возможно и очевидный поклонник.

На капоте автомобиля лежала охапка пионов. Розовые, желтые, белые, синие… Букет был великолепен.

– Настя, достойный букет! Не сомневаюсь, что и мужчина тоже достойный.

Настя улыбнувшись, взяла букет и поднесла к лицу. Любимый аромат детства окутал ее.

– Наверное, надо зайти и сказать спасибо.

– Обязательно надо, – подмигнув Насте, сказала Екатерина Владимировна.

Крепко обняв Екатерину Владимировну, Настя с букетом в руках направилась к соседской калитке.

– Надеюсь, я угадал с цветами? – знакомый голос раздался из-за калитки, и на входе показался Дмитрий.

– Угадал. Я за тем и шла, чтобы сказать спасибо за цветы. Очень красивые. Я смотрю, ты прям садовод.

– С чего такие выводы?

– Синие пионы – большая редкость. Рассаду даже в Минске тяжело найти. Ну, а вырастить – это большой труд.

– Ну… я старался.

– А можно посмотреть на твой цветник?

– Конечно, пойдем, – неуверенно сказал Дима, – он, на самом деле, не такой уж и большой… Пара кустиков.

Настя шла и пыталась скрыть то и дело появляющуюся на лице улыбку.

– Ну, как-то так, – поглаживая волосы на затылке, сказал Дима.

Прямо посреди зеленой лужайки красовались два свежепосаженных куста пионов. Рядом лежала лопата и грабли.

Настя изо всех сил старалась сдержать смех, но не смогла:

– Ах, какая досада, – сквозь смех, сказала она, – не успел!

– Сдаюсь, – сказал Дима, и поднял руки над головой, – прошу заметить, почти успел.

– Я оценила. Честно. Небанальный ты парень.

– Настя, извини, что так получилось, мне просто хотелось сделать тебе приятно. Ну, и… понравиться тебе.

Настя улыбнувшись, сказала:

– Я думаю, у тебя получилось.

Открытая веранда кафе купалась в весенних лучах солнца. Ветерок легко покачивал кашпо с цветами, нашептывая им свои мелодии. Весна окончательно вступила в свои владения. Люди в зеленых жилетках, как вестники тепла, расстилали вдоль обочины разноцветные ковры с цветами. Другие люди, в оранжевых касках и серых жилетах, аккуратно рисовали картины города на тротуарах и бордюрах, вдыхая новую жизнь во все, что их окружало.

В воздухе парил запах уюта и счастья. Минск пахнул хлебом. Как будто на каждом углу стояли маленькие хлебопекарни. Их аромат пропитывал все вокруг: стены кирпичных домов, магазинчики, остановки и газетные ларьки.

Александр Петрович вышел из дома на полчаса раньше. В бежевой тенниске, светлом пиджаке и брюках он идеально вписывался в интерьер улиц. Он постоянно набирал в легкие воздуха, как будто боясь, что тот сейчас закончится.

Машины как обычно извергали языки пламени из-под своего стального нутра. Дорожные строители оперировали асфальт, вынимая больные органы и латая старые раны. Но воздух не пах выхлопными газами и строительной пылью. Воздух пахнул хлебом. Полковник представил себе горячую булку хлеба, от которой он отламывает корочку и медленно кладет ее в рот. Вкус детства. Вкус свободы.

Спрятав мысли, он прибавил шаг. Виноградов терпеть не мог опозданий. Для него это было равноценно предательству. Он долго не мог простить непунктуального человека и еще год вспоминал его задержку. Он не считал это условностью, но искренне верил в то, что если человек опаздывает – он не надежен. За свои пятьдесят пять лет он ни разу не опоздал. И искренне гордился своим достижением.

Часы показывали без пятнадцати шесть. Полковник сидел за столиком и любовался жизнью города. Без десяти шесть на пороге появился Беляк. Они были знакомы уже двадцать лет. Беляк давно зазубрил правила их дружбы. Главным пунктом в этом неписаном уставе товарищества была пунктуальность. Сам Сергей Васильевич не относился к людям, которые ценят чужое время. Опоздать он мог и частенько злоупотреблял своим не лучшим качеством. Но только не с Виноградовым.