Сергей Ковальчук - Лицензия на грабеж

Я спустился вниз, сдал в гардероб куртку, но подниматься на второй этаж, где должно было проходить судебное заседание, не спешил.

Усевшись на скамейку около большого, во всю стену зеркала, я достал из портфеля книгу в мягкой обложке. К делу Ставинского я был готов, и нужно было немного отвлечься, благо время позволяло. А очередное творение Владимира Колычева в такой ситуации было лучшим развлечением.

Глубоко погрузиться в сюжет я не успел. Пришел Ставинский и с ним вдвоем мы поднялись на второй этаж.

Едва мы оказались в зале судебных заседаний, у меня от удивления чуть не отвисла челюсть. В председательствующем судье я узнал своего давнего друга — Олега Макушина, рядом с которым сидел второй мой знакомый, бывший судья Московского гарнизонного военного суда, Ловцов. Вот так удача! По их поведению я понял, что они тоже меня узнали, но виду не подавали. Как, впрочем, и я.

Когда судья-докладчик разъяснил коллегии суть дела, я поднялся и четко, по-военному, доложил основные доводы своей жалобы. После меня выступали представительница потерпевших и прокурор, но их я уже не слушал. Глядя на Макушина, старавшегося не встречаться со мной взглядом, я вспоминал события, происходившие одиннадцать лет назад.

Вторник, 13 января 1998 года

В военной прокуратуре Ракетных войск стратегического назначения с утра было тихо. И не удивительно. После вчерашнего празднования Дня прокуратуры, проходившего в кафе «Лесное», офицеры нашей следственной группы были хмурые, погруженные в себя. Видно было, что погуляли они на славу. Праздник, как говорится, удался. И на фоне всеобщей хмари веселое настроение старшего лейтенанта юстиции Кравчука казалось неуместным.

— Привет интровертам, — бодро поприветствовал я всех, едва переступив порог кабинета. В отличие от своих коллег сегодня я был в военной форме.

Трое молодых мужчин в гражданской форме одежды хмуро посмотрели на меня.

— Издеваешься? — меланхолично протянул капитан Юхнин, единственный среди находившихся здесь офицеров военный дознаватель. На его широком лице отобразилась страдальческая гримаса. — Людей жестокий будун колбасит, а он издевается.

— Да ладно вам, — жизнерадостно улыбнулся я, поблагодарив про себя Бога за то, что вчера почти не пил. — Главное, до обеда продержаться, а там уже легче будет, — изрек я со знанием дела.

Я хотел занять свое рабочее место, когда майор Макушин вдруг поднялся и, направившись мимо меня к выходу из кабинета, глазами дал понять, что хочет поговорить со мною наедине.

Олег был старше меня на семь лет. Мне — двадцать пять, ему — тридцать два. Но в отличие от меня, попавшего в систему военной прокуратуры сразу же после выпуска из Военного Университета, Макушин был настоящим боевым офицером, успевшим вкусить, что такое Афган, и дослужившимся до должности командира разведроты. В военную прокуратуру Олег перевелся каких-то два года назад. Невысокий, крепко сбитый, с симпатичным, мужественным лицом. Голос приятный, глубокий. Таких страсть как любят женщины. Но Олежа однолюб, как женился на своей Ольге на пятом курсе военного училища, так и не изменял ей ни с кем. Если, конечно, верить ему самому. Но я верил. Мы как-то сразу с ним сдружились, несмотря на разницу в возрасте. Макушин был прикомандирован к нашей группе от военной прокуратуры Оренбургского гарнизона, я же проходил службу в Ахтубинске.

— Беда, Вась! — потерянно выжал из себя Олег.

За полгода, которые мы находились тут, я видел друга в таком состоянии впервые.

— Что случилось? — разволновался я за друга.

— Вчера в «Лесном» я потерял обойму от табельного пистолета, — горестно вздохнул мой товарищ.

Он расстегнул пиджак и отвернул полу. У него «под мышкой» я увидел кожаную кобуру с пистолетом. — Я вчера так же ходил. Ума не приложу, куда она могла деться. Это все, Вась, кранты мне. Если не найду сегодня до обеда, пойду сдаваться прокурору войск, писать рапорт на увольнение. Кончилась видно моя славная карьера в Вооруженных Силах.

— Да ты погоди, не кипишуй, — озабоченно поскреб я подбородок. — Ты вчера ее снимал?

— В том-то и дело, что не помню, — виновато глянул на меня друг. — Ты же знаешь, что вчера началось, когда разъехалось начальство. Только танцев на столе не было.

Что верно, то верно. Я чуть не прыснул со смеху, когда вспомнил, как прокурор отдела общего надзора, балагур и весельчак подполковник Гунько, сорокалетний толстяк с красным испитым лицом, показав мне на лихо оттанцовывавшую на танцполе секретаршу генерала Вертунова, предложил:

— Пригласи ее на медляк, и в койку. Она пойдет, это я тебе говорю. Баба она незамужняя, на мужиков голодными глазами смотрит. Чего ты вытаращился? Ну да, страшна, как моя жизнь, но если голову отрубить, то с пивом потянет…

— В «Лесное» ходил, спрашивал? — уточнил я у Олега.

— Да спрашивал, — потерянно махнул он рукой, — толку-то. Никто ничего не видел.

— Дела, — сочувственно вздохнул я. — А ты уверен, что потерял ее? Может, дома оставил или здесь, в кабинете?

— Я уже все перевернул. Нет, я точно помню, что брал ее с собой. Ну, какой же я идиот, — в отчаянии воскликнул Олег.

Съездив по поручению руководителя следственной группы в земельный комитет, на обратном пути я решил пообедать все в том же кафе «Лесное». Я снял верхнюю одежду, повесил ее на вешалку и, сев за свободный стол, стал ожидать официанта. В это время за мой стол подсел высокий сухой полковник лет пятидесяти с петлицами ракетчика. Глянув на мои эмблемы, он уточнил:

— Вы из военной прокуратуры?

— Так точно, — кивнул я. Этого офицера я видел впервые. Было странно, что старший офицер проявляет интерес к персоне младшего, да еще в таком месте. Интересно, что ему нужно?

Вместо ответа мой собеседник вдруг достал из портфеля пистолетную обойму с патронами и, показав ее мне, спросил:

— Случайно не вы вчера тут оставили?

— Что вы за нее хотите? — медленно сглотнув, по-деловому осведомился я, буравя глазами вожделенную обойму.

— Пять бутылок водки, — так же конкретно ответил полковник.

— По рукам, — не стал я торговаться. Я представил, какими глазами посмотрит на меня Олег, когда я, как бы невзначай, засвечу перед ним свою добычу.

— Только «Смирновки», — хитро прищурился полковник.

Попросив старшего офицера подождать за столом, я купил здесь же, в кафе, пять бутылок водки и передал ему, получив взамен столь желанную обойму.

Еще немного, и я мог опоздать. Макушин был мрачнее тучи. Он шел по коридору прокуратуры навстречу мне, держа в руках лист бумаги.

— Ты куда? — удивился я.

— Сдаваться, — с безнадегой ответил мой товарищ. — Иду к генералу с рапортом на увольнение.