Сергей Ковальчук - Лицензия на грабеж

— Ну что, разницу почувствовали? — вопросительно вскинув брови, спросил я, глядя на побледневшего собеседника.

— Почувствовал. — По его лицу можно было понять, что Ломакин лихорадочно соображает, как ему повести себя в этой непростой ситуации. — Даже если вы правы и перевод работником Европейского юридического бюро выполнен не совсем корректно, мне вы претензии все равно предъявить не сможете.

— Почему же? — напрягся я.

— А потому, что в соответствии с Гаагской Конвенцией, документы, на которых проставлен апостиль, нотариус заверяет без какой-либо дополнительной проверки. Это же касается и любых доверенностей. Если мне представлена иностранная доверенность, на которой стоит апостиль, я в соответствии с нашим законодательством обязан выдать на ее основании российскую доверенность и, опять же, без дополнительной проверки.

Похоже, первый шок у Ломакина прошел, и он смог не только справиться с волнением, но и обрести прежнюю уверенность в себе.

«Да хитро придумано, — подумал я, — тот, кто затеял все это, явно не дурак. Ишь, как ловко этот нотариус вышел их ситуации. Действительно не подкопаешься». — Я не был силен в международном праве, но не сомневался, что Ломакин говорит правду. Даже если бы сейчас вместо меня здесь сидели сотрудники правоохранительных органов, то и они предъявить нотариусу ничего бы не смогли. Английским тот наверняка не владеет, да и не обязан владеть, апостили на иностранных доверенностях стоят. Так что можно считать, что с него взятки гладки. Хотя наверняка этот жук является пособником мошенников, а может, и организатором. Как бы то ни было, но ответить мне было нечем, и я откланялся.

Следующим пунктом моего плана был визит к переводчику Ирине Сотниковой. Но той на месте не оказалось. На ресепшн Европейского юридического бюро я попросил дежурившую там девушку, чтобы она передала Сотниковой мою просьбу связаться со мной, и, дав ей свою визитку, отправился в офис.

18 января 2010 года, понедельник.

Кто не был, тот будет, кто был — не забудет. Так, кажется, принято говорить про российские суды. Я согласен с этим утверждением на все сто. И не только потому, что в нашем уголовном суде состязательностью сторон, задекларированной законом, и не пахнет, но и потому, что хоть криком кричи, хоть воем вой, а адвокатов судьи не слышат или не хотят слышать. И действительно, что он, этот адвокат, может сообщить нового и полезного правосудию? Да ничего. Ему лишь бы гонорар отработать, да откровенного злодея святым мучеником представить.

Вот и выходит, что любое ходатайство или заявление стороны защиты звучит в суде как глас вопиющего в пустыне. Хоть ты что делай, хоть гопака танцуй, а судью этим не проймешь. Он, судья — воробей стреляный. И не такие спектакли видел и дифирамбы слышал. Вот и огрубело его сердце, как говорят, профессиональная деформация произошла. И потому слышит он, что защитник ему говорит, а не разумеет, а видя, не видит.

Сегодня по делу уже пятое заседание. И на каждом из них я приобщаю к делу свои ходатайства. Самое небольшое из них занимало три страницы, но самое большее время, которое судья Албанцев посвящал рассмотрению ходатайства, составляло минуты две. При этом, каждый раз Его Честь тяжело вздыхал, будто его заставляли сделать трудную и никому ненужную работу, и прежде чем прочитать ходатайство «по диагонали», всегда спрашивал, как и сейчас:

— Ну, что там у вас еще на этот раз?

В отличие от грузного и немного флегматичного судьи Рыкова, рассматривавшего это дело первый раз, Албанцев был высоким сухощавым мужчиной лет тридцати пяти с непроницаемо спокойным лицом. Увидев его первый раз, я подумал, что за видимой маской безразличия на лице этого человека наверняка скрывается ранимая душа ярого поборника справедливости. Но я заблуждался. Похоже, этому деятелю действительно все, что не касалось его лично, было глубоко «по барабану».

— Опять ходатайство, — сказал я, словно извиняясь.

— Вижу, что ходатайство, — нахмурился судья. — О чем оно?

«А прочитать не судьба?» — закралась мне в голову крамольная мысль. Но вслух я произнес:

— Если кратко, то все о том же.

Сидевшая напротив меня и Ставинского молодая блондинка в синей прокурорской форме с длинными волосами и глупыми, как у овцы глазами, отвлеклась от созерцания своих наманикюренных ногтей и с видимым неудовольствием фыркнула.

— О чем, о том же? — не унимался судья, даже не думая самостоятельно изучить документ.

— Ваша Честь, — терпеливо начал я. — Мы с подзащитным сегодня вот уж как пятый раз пытаемся довести до вас даже не свою позицию по этому делу, а некую информацию. Первое: следователем и вами представителем потерпевших по данному уголовному делу признано Европейское юридическое бюро, чьи юристы, Блинцова и Игольникова, присутствуют сейчас здесь. Они утверждают, что являются официальными представителями корпораций «Гиперсофт», «Адобс», «Риф» и «Аутотейбл», о чем свидетельствуют их доверенности, находящиеся в деле.

— Вы можете короче? Четко, ясно и лаконично? — как от зубной боли поморщился судья.

— Короче не получится, — терпеливо возразил я. — Так вот. На примере «Гиперсофт Инкорпорейтед» хочу еще раз довести до вас свои сомнения в том, что лица, признанные по делу представителями потерпевших, являются на самом деле таковыми.

С моих слов, помимо разницы перевода текста доверенности, и того факта, что нотариус Ломакин имел право заверить заокеанскую доверенность без дополнительной проверки полномочий выдавшего ее лица, имелся еще целый ряд обстоятельств, позволявших сделать однозначный вывод: ни Европейское юридическое бюро, ни Блинцова с Игольниковой, не имели никакого отношения к корпорациям. И вот почему.

— В мире существуют две основные системы нотариата, — продолжал я, — латинского и англо-саксонского типа. В России сложился латинский тип, тогда как в США — англо-саксонский, где нотариус не играет той роли, какая отведена ему в России. Нотариусы в Соединенных штатах выполняют сугубо удостоверительные функции. Они удостоверяют копии документов, свидетельские показания, а также подписи обратившихся к ним лиц. Деятельность нотариуса там регламентируется законодательством конкретного штата. Но и это не все. Нотариальные функции в США выполняют две категории лиц: нотариусы, назначаемые высшими органами власти штата, а также нотариусы по вопросам установления факта. Так вот, для справки, число последних во многих штатах исчисляется десятками тысяч и к ним законодательно не предъявляется никаких особых требований. Не требуется даже юридического образования. Установление факта — единственная функция такого нотариуса. Иными словами, на примере доверенностей наших «потерпевших», нотариус Джеймс Уоррен, Ваша Честь, всего лишь удостоверил факт того, что к нему обратился господин Самюэль О*Донелл, но никак не то, какую должность и где занимает или занимал этот человек. Даже если тот заявил бы, что является Президентом США, нотариус по вопросам удостоверения факта, а именно таковым являлся Уоррен, обязан был удостоверить лишь факт того, что перед ним О*Донелл. И все!