Сергей Ковальчук - Тринадцать

— Отмазка, конечно, классная, — шепелявя разбитыми губами, подал голос, сидевший напротив него за столом Семенченко. — Однако так сказал бы каждый, застигнутый на месте преступления.

— Ты чего-то там прохрюкал, хряк? — окрысился на него Степан.

— Продолжай, — подняв руку и строго посмотрев на Емельяненко, кивнул его оппоненту Изместьев.

— Я совершенно точно видел через замочную щель, что Екатерина сама открыла дверь и выглянула в коридор, — сказал Семенченко.

Это заявление вызвало чрезвычайное оживление среди находившихся в столовой мужчин, примерно такое же, как вызывает сенсационное заявление какого-нибудь политика в журналистской среде.

— Мне было очень интересно, что произойдет дальше, — потупил взор Степан, но меня снова сильно прихватило по большому, да так, что терпеть я больше не мог.

— Этим-то все и объясняется, — торжествующе вскинул подбородок Изместьев.

— Что именно? — в один голос переспросили его Стеклов и Викторов.

— Все сходится, — отвечал им старший. — Я предполагаю, что в обед преступник просто-напросто подсыпал Семенченко сильное слабительное средство, от которого наш «герой», оставшись охранять связанного в своем номере Бобкова, побежал к себе в туалет. Преступник точно знал, что это случится и терпеливо ожидал этот момент. Когда же он, наконец, наступил, убийце не было ничего проще запереть Петра в своем номере, после чего убить беспомощного Игоря.

— Вот это да-а! — пронеслось сразу несколько возгласов присутствующих.

— Вспомните, — продолжал тем временем Олег Викторович, — когда мы после обеда проводили эти многочисленные обыски, Семенченко все время порывался сходить в туалет. И мы даже отпускали его туда в сопровождении Шкандыбы и Молодавченко.

— Теперь вы поняли, почему я не вышел вовремя из номера, когда раздались эти крики? — смотрел на них Петр. — Ну, и если быть до конца честным, — стыдливо опустил он глаза, — то я опять испугался. Я очень боюсь этого человека. Это просто мистика какая-то…

— И поэтому ты нагнал на себя заспанный вид, когда все же решился выйти, — хохотнул Афиногенов.

Ответить Петру не дали. Изместьев в свойственной ему авторитарной манере снова поднял руку и произнес:

— А поэтому, предлагаю, во избежание новых смертей, разделиться на пары. Каждый в паре должен будет неотступно следить за своим напарником. И каждый будет нести персональную ответственность за то, что упустит из виду своего второго номера хотя бы на секунду.

— А спать вместе тоже будем ложиться, — хохотнул все тот же Афиногенов, но никто его веселого настроения не разделил.

— Да, вместе и на одной кровати, — серьезно глянул на него офицер запаса.

Как ни странно, но озвученное предложение протеста не встретило, и было воспринято с пониманием, учитывая сложившиеся чрезвычайные обстоятельства.

— А состав пар озвучьте, — попросил его Стеклов.

— Пожалуйста, — с некой местью произнес Изместьев. — Учитывая наши с вами «дружеские» отношения, предлагаю вам, уважаемый судья, составить пару мне. Надеюсь, что мы с вами будем присматривать друг за другом с особым рвением.

Стеклов, пожав плечами, промолчал. Видно было, что такое предложение восторга у него не вызвало, но в то же время он понимал, что так будет лучше всего.

— Также, учитывая «добрые» отношения Семенченко и Емельяненко, — продолжал старший, — предлагаю им также составить пару. — Остальные пусть делятся сами, исходя из своих личных симпатий или антипатий. Но, думаю, в данном случае следует руководствоваться, прежде всего, антипатией.

Третьей парой стали Викторов и Афиногенов, а четвертой — Шкандыба и Молодавченко.

Карт оставалось по-прежнему восемь.

Спустя некоторое время в столовой остались лишь двое: Семенченко и Емельяненко. Остальные разошлись по своим делам.

— Ну и что вы обо всем этом думаете? — чтобы хоть чем-то заполнить возникшую неловкую паузу, спросил своего напарника Петр.

— Ладно, давай на «ты» что ли, — протянул ему руку Емельяненко. — И еще, — он чуть покраснел, — извини меня за «хряка». Не думаю, что этот убийца кто-то из нас с тобой, просто мы тут уже все очумели от этих убийств. Скоро глотки друг другу рвать начнем, как звери.

— Или как пауки в банке, — поддакнул ему Петр. — Давай на «ты».

Он тяжело отдуваясь, встал из-за стола и, чтобы растрястись, стал ходить по столовой взад-вперед. Степан непроизвольно сморщился. Вонь, которой Петр пропитался за время вынужденного заключения с трупами, никак не выветривалась.

— Ладно, Степан, — сказал Семенченко подойдя к курившему Емельяненко, который выпускал дым на улицу, приоткрыв для этого москитную сетку, закрывавшую вход. Он огляделся по сторонам и, убедившись, что их никто не слышит, заговорщицким тоном произнес: — Ты, наверное, мне не поверишь, но это твое дело. А я тебе точно говорю…

— Да не тяни ты, говори по существу, — сморщился как от зубной боли заинтригованный Степан.

— Короче, — снова стал нашептывать ему Петр, — Катерина, это, ну не совсем, чтобы мертва.

— В смысле? — не знал, как на это реагировать бывший милиционер.

— Ну, в смысле, живая она, короче. Когда вы меня с ней заперли в покойницкой, я чуть от страха в штаны не наделал, когда она встала и поприветствовала меня. — Он разволновался. — Короче, рассказала она мне, что это кто-то из нас уговорил ее притвориться мертвой. Ну, чтобы, мол, на время из игры выйти и посмотреть, кто же нас всех мочит. Мы с ней, чтобы не задохнуться от вони, даже окно там приоткрыли…

— И чо дальше? — очумело глядел на него Емельяненко.

— А ничо, — в тон ему ответил собеседник. — Может того, навестим ее?

— Зачем это? — растерялся Степан.

— Ну, чтобы ты не подумал, что я фуфло какое тебе впариваю.

Расчет Петра был тонок. Он действовал по плану, который они разработали с Изместьевым. Ведь если Степан был убийцей, то он наверняка захочет убедиться, что Катя на самом деле жива. Для того, чтобы потом ее убить. Или сейчас? И его с ней за кампанию? От страха у Петра тряслись поджилки, но к его чести, он своему страху наружу просочиться не давал.

Ведь зачем-то Милютина ночью открыла дверь? Он не соврал, когда рассказал об этом. Следовательно, она могла знать убийцу. Все произошло так быстро. А что, если…

— А пойдем! — как-то странно глянул на него Емельяненко. Или это Петру показалось?

В коридоре никого не было. Они осторожно подошли к двери своеобразного морга. Петр достал ключ, сунул его в замочную скважину, открыл дверь. Поток ужасной вони чуть не заставил его снова ее закрыть, но Семенченко выдержал (все-таки полночи ее вдыхал) и, пропустив вперед напарника, тихо позвал:

— Катя, Катенька, вставай, это я, Петя!